Мест, где проходила их молодость, тоже больше нет. Нет ресторана Шмульки Бернстайна: на его месте на Первой авеню теперь модерновый богемный ресторан, где подают отменные сэндвичи с жареным сыром. Все, что осталось от прошлого, – это висящее у входа в ресторан старое фото заведения. На нем двое похожих мальчиков-подростков в китайских шапочках восседают на высоких стульях.

Если бы бабушка Рут не рассказала мне, как были близки мой отец и дядя Сол, мне бы это и в голову не пришло. Сцены, которые разворачивались перед моими глазами в Балтиморе на День благодарения или во время зимних каникул во Флориде, казалось, вообще не имели ничего общего с рассказами об их детстве. В моих глазах они были настолько непохожи, насколько это вообще возможно.

Я прекрасно помню наши семейные поездки в Майами. Отец с дядей Солом всегда договаривались заранее, в каком ресторане мы будем ужинать, и обычно выбирали из примерно одинаковых, где нам всем нравилось. Счет за ужин, несмотря на протесты дедушки, оплачивали поровну дядя Сол с отцом – во имя абсолютного братского равенства. Но иногда, примерно раз за лето, дядя Сол вел нас всех в ресторан высшего разряда. Он заранее предупреждал: “Я приглашаю”. Для всех слегка взбудораженных Гольдманов это означало, что моим родителям этот ресторан не по карману. Обычно все приходили в восторг: Гиллель, Вуди и я радовались, что пойдем в новое место; бабушка с дедушкой, со своей стороны, ликовали главным образом из-за разнообразного меню, красивой солонки, отличной посуды, льняных салфеток, мыла в туалете или светозарных автоматических писсуаров. Только мои родители были недовольны. Каждый раз я слышал, как мать перед походом в ресторан чертыхалась: “Мне надеть нечего, я же не брала вечерних платьев. Мы в отпуске, а не в цирке! Натан, ты мог бы все-таки что-то сказать”. После ужина, выходя из ресторана, родители слегка отставали от процессии Гольдманов, и мать жаловалась, что еда не стоит своих денег, а официанты слишком подобострастны.

Я не понимал, почему она так относится к дяде Солу, вместо того чтобы признать его щедрость. Однажды я даже слышал, как она высказалась о нем совсем грубо. В то время шли разговоры о сокращениях в компании, где работал отец. Я ничего не знал, но родители, оказывается, чуть не отказались от отпуска во Флориде, чтобы отложить денег на черный день, но потом все-таки решили поехать, как обычно. В такие моменты я сердился на дядю Сола, потому что он унижал моих родителей. Он словно напускал на них денежную порчу, и они уменьшались в размерах, превращались в двух жалких крошечных нытиков, которым приходится притворяться, чтобы выйти в свет и поесть того, что им не по средствам. Видел я и горделивые взоры старших Гольдманов. После таких ужинов дедушка целыми днями рассказывал всем встречным и поперечным, как его сын, великий Сол, царь племени Балтиморов, преуспел в жизни. “Вы бы видели, какой ресторан! – твердил он. – Французское вино, какое вам и не снилось, мясо просто во рту тает. А официанты какие услужливые! Вы и глазом моргнуть не успеете, а ваш бокал уже снова полон”.