Для дяди это было страшным ударом.

Он стал чувствовать себя не таким значительным, не таким необходимым. У него, главы семьи, советчика, наставника, всемогущего мудреца, почва уходила из-под ног. Над Гиллелем и Вуди нависала тень Патрика Невилла. Сидя в пустыне Оук-Парка, дядя Сол чувствовал, как постепенно отдаляется от детей, а его место занимает Патрик.

Когда Гиллель с Вуди приезжали в Балтимор, они рассказывали, какой Патрик отличный, а когда дядя Сол с тетей Анитой оказывались в Мэдисоне на матчах “Титанов”, они прекрасно видели, что между их детьми и Патриком существует какая-то особая связь. Мои кузены нашли новый образец для подражания – более красивый, более сильный, более богатый.

Всякий раз, как заходил разговор о Патрике, дядя Сол ворчал:

– Да что такого замечательного в этом Невилле?

В Мэдисоне Патрик был на своей территории. Если Вуди с Гиллелем нужна была помощь, они теперь обращались к Патрику. Если перед ними вставали вопросы футбольной карьеры, они снова шли к тому же Патрику.

– Почему они вечно зовут Патрика? – злился дядя Сол. – Мы для них уже ничего не значим? Мы для них недостаточно хороши? Чем он лучше меня, этот чертов Невилл-из-Нью-Йорка?

Так проходит год, потом два. Дядя Сол опускается. Жизнь в Балтиморе его больше не устраивает. Он хочет, чтобы им снова восхищались. Теперь он больше не думает о тете Аните, он думает только о себе. Они вдвоем едут на несколько дней в “Буэнависту” наладить отношения. Но все не так. Ему не хватает сыновей, которые его любят, не хватает племянника Маркуса, который восхищался бы его роскошной квартирой.

Тетя Анита говорит, что счастлива, что они снова вдвоем, у них наконец появилось время для себя. Но это спокойствие не по вкусу дяде Солу. В конце концов она говорит:

– Я скучаю по тебе, Сол. Скажи, что ты опять любишь меня. Скажи то, что говорил тридцать лет назад.

– Дорогая, если ты скучаешь, давай заведем собаку.

Он не замечает, что жена встревожена. Она отлично видит в зеркале, что постарела. Ее неотступно преследуют вопросы: он не обращает на нее внимания потому, что зациклен на Патрике Невилле, или потому, что она его больше не привлекает? Она смотрит в Мэдисоне на двадцатилетних девушек с упругим телом и литыми грудями и чувствует, что завидует им. И даже идет к пластическому хирургу, умоляет помочь ей. Пусть он поднимет ей обвисшую грудь, разгладит морщины, сделает крепкими ягодицы.

Она несчастна. Муж чувствует себя брошенным и заодно бросает и ее. Она готова молить его не отворачиваться от нее из-за того, что она постарела. Пусть он скажет, что не все для них потеряно. Пусть полюбит ее, как раньше, хотя бы в последний раз. Она хочет быть для него желанной. Пусть полюбит ее, как прежде. Как любил в комнатушке в университете Мэриленда, в “Буэнависте”, в Хэмптонах, как любил в первую брачную ночь. Как любил, чтобы сделать ей Гиллеля, как любил на проселочной дороге, на сиденье своего старого “олдсмобиля”, как любил бессчетное количество раз жаркой ночью на их террасе в Балтиморе.