– Тогда тебе следовало жениться на одной из твоих шлюх и наплодить детей от нее! Может быть, Розамунда де Клиффорд не будет возражать. Или ты уже бросил ее, как бросал всех женщин, которых укладывал в постель?
Впервые за шесть лет между ними снова всплыло имя Розамунды. Алиенора произнесла ее имя наугад, потому что шесть лет ничего не слышала об этой девице – с той самой жуткой ночи, когда Генри признался в любви к Розамунде. Да Алиенора и не хотела слышать это имя. Все это время Генрих редко бывал в Англии, а потому она полагала, что его увлечение умерло само по себе. Но теперь по выражению его лица она поняла, что глубоко заблуждалась.
– Я никогда не бросал Розамунду, – сказал он, стараясь сделать ей больно. – Она здесь, в Лиможе. Приехала инкогнито с отдельным сопровождением. И не было ни одной ночи после ее приезда, чтобы я не спал с ней. Ну? Теперь твое любопытство удовлетворено? Я уже говорил, Алиенора, что люблю ее. Ничто не изменилось. Тебя я не люблю. Тебя я предпочитаю ненавидеть.
– Это другая сторона той же медали, – ответила Алиенора, не понимая, почему слезы готовы хлынуть ручьем у нее из глаз. – Скажи мне, Генри, ты ее бьешь так же, как бьешь меня? А в постели она удовлетворяет тебя так же, как я?
Он мрачно посмотрел на нее:
– Розамунда никогда не даст мне повода ударить ее. Она нежная душа. И да – она дает мне много радости – больше, чем когда-либо ты! Посмотри в зеркало, Алиенора, и задай себе вопрос, почему я больше не хочу тебя. Посмотри, какой старой каргой ты стала!
«Генри делает это, чтобы побольнее уязвить меня. Это для него способ отомстить мне за то, что он считает предательством. Я не должна принимать его слова близко к сердцу… Да и с какой стати? Я больше не люблю его, так почему это должно меня волновать?» Но Алиенора была честна перед собой и понимала, что это все равно волнует ее, что ей хочется вонзить ногти в белые щечки Розамунды и уничтожить ее красоту, хочется броситься на мужа, ударить его за эту жестокость… и за глупость! Алиенора с достоинством поднялась, взяла свечу и направилась к двери. Но Генрих остановил жену: протянул руку и без всяких церемоний схватил за запястье.
– Между нами все кончено, но мои сыновья еще молоды, – сказал он. – Их чувства легко подвержены влиянию, а преданность может быть поколеблена. Я начинаю подозревать, что некая рыжеволосая лиса испортила сыновей своими советами, похитила их у меня. Это так, Алиенора? – Он еще крепче сжал ее руку.
– Ты глуп, Генри, – презрительно ответила она. – И заблуждаешься. Причина этой трагедии – ты сам.