Генри Берневаль вздохнул с облегчением. Его не накажут за нарушение инструкции. Тот грозный человек, который теперь стал его королем, будет ему благодарен за то, что он предвосхитил его распоряжение. Берневаль был признателен Ранульфу Гланвилю за мудрый совет.

– Мы как раз собираемся поесть, Уильям, – сказала Алиенора Маршалу, без всякого труда входя в свою прежнюю привычную роль королевы-распорядительницы. – У вас есть время переодеться и освежиться, а потом я буду благодарна, если вы присоединитесь ко мне и сообщите все новости.

Многие лорды и леди поспешили прибыть к наскоро собранному королевскому двору, но Маршал с облегчением узнал, что он будет гостем королевы за приватным ужином этим вечером – то, что он должен был сообщить ей, не предназначалось для чужих ушей. Когда дело подошло к этому, в комнате осталась только служанка – та самая, которая все долгие годы заключения провела с королевой.

Амария тоже была в трауре. Она сноровисто двигалась по комнате: подавала еду, наливала вино, убирала блюда, а потом исчезала. По ее спокойным манерам Уильям не мог бы догадаться, что Амария на седьмом небе от счастья за свою госпожу, освобожденную от пленения и от долгой муки супружества. На взгляд Амарии, королеве было гораздо лучше без этого выродка, к которому та была прикована узами брака, и служанка радовалась, что Господь призвал короля Генриха к ответу. Она знала, какого наказания хотела бы для него! Да, она надела траур, но только из почтения к обычаю. Как только появится король Ричард, она купит себе превосходное алое платье.

– Расскажите мне, что случилось, – велела Алиенора, оставшись с глазу на глаз с Уильямом.

Он боялся этого мгновения. Но королева должна знать.

– По возвращении из Шинона король был в ужасном состоянии. Он глубоко переживал свое унижение и поносил сыновей и себя, проклинал день, когда родился. Постоянно выкрикивал страшные богохульства. Спрашивал, почему должен поклоняться Христу, если Он позволил какому-то сопляку так унизить его. Король, конечно, имел в виду Ричарда.

– Мне невыносимо думать о том, в каком душевном состоянии он находился, – сказала потрясенная Алиенора. – Генри явно не имел в виду того, что говорил. Он всегда, если впадал в ярость, говорил необдуманные вещи, но потом неизменно раскаивался. История с Бекетом – красноречивый тому пример. Генри мучительно переживал случившееся.

– Он и в этих словах раскаялся, – подтвердил Маршал. – В Шиноне короля ждал архиепископ Болдуин. Когда он услышал, что говорит Генрих, то не побоялся королевского гнева и заставил его пойти в часовню и примириться с Господом. И король покорился, хотя при этом чуть не терял сознание от боли. Он признал свои грехи и был прощен. А после этого лег в постель.