Мы оба прибегли к маминому приемчику нескончаемого потока слов, и, полагаю, она была так ошарашена использованием ее собственного оружия против нее, что сдалась и дала мне говорить.

– Хорошо. Что?

– Мам. Мои одноклассники фильм возненавидели. Да и нам с Эрлом он не понравился. Мы его удачей не считаем. Если честно, мы считаем его ужасным.

– Если ты…

– Мам, ты обещала не перебивать.

– Хорошо.

– Это плохой фильм. О’кей? На самом деле полный отстой. Потому что – мам, спокойно, – у нас были добрые намерения, но их одних мало, чтобы сделать хороший фильм. О’кей? Потому что он вовсе не про нее. Это просто ужасное свидетельство того, что мы совсем ее не понимали. Ну и потом, ты – моя мама и потому не можешь посмотреть объективно, и не видишь, что фильм действительно полный отстой и чушь.

– Котик, он такой оригинальный. Он…

– Если что-то чудно´е и непонятное, это еще не значит, что оно оригинальное. В этом… в этом-то вся и беда. Когда люди притворяются, что нечто хорошо, хотя оно ни фига не хорошо, они употребляют это дурацкое слово «оригинальный». Фильм – отстой. Все в школе от него плевались.

– Они просто его не поняли.

– Они не поняли его, потому что мы сделали дерьмовый фильм.

– Котик.

– Будь он хорошим, он бы им понравился. Они бы его поняли. И если бы он был хорошим, то наверное, помог бы.

Мы снова молчали. Кто-то в соседней палате, кажется, умирал с громкими стонами. Настроения это не поднимало.