Пейсли и изменился, и нет. Побольше машин, чуть поменьше людей. Кое-где появились новые магазины, а старые стали как-то почище, поярче. Несколько высоких зданий. Шагая по освещенной косыми лучами низкого декабрьского солнца мостовой, я ощущал подъем, но вместе с тем и… не знаю уж, как это лучше назвать… возбужденную горечь, так будет ближе всего. В моей голове звучали песни, песни, которые я слышал этой ночью, сквозь стену и сквозь годы, я вспоминал Кристину, ее голос и вкус ее губ, то, как она двигалась по сцене, и ее тело в моих руках.

Я шел, вспоминал, и вдруг оказалось, что я напеваю в такт своим шагам совершенно новый мотив, а потом пришли и слова к этому мотиву, именно пришли, я их не придумал, а услышал.

А вот и она, подумал я, выходя на Эспедер-стрит.

Должен признаться, она меня сильно разочаровала. Какие-то куски ее посносили, хотя я и не был совсем уверен, какие именно. Она стала какая-то разномастная, путаная, неуверенная в себе. У выхода на Косисайд-стрит появилась новая пиццерия; мне казалось, что она там абсолютно неуместна — нечто яркое и пластиковое, из другого века, с другой планеты. На противоположной стороне Косисайд-стрит я увидел бар «Ватерлоо», тот самый, куда я затащил тогда Джин Уэбб. Вот на нем эти двенадцать лет вроде и не сказались. Я хотел было зайти туда по старой памяти, но воздержался. Вместо этого я пошел по Эспедер-стрит, силясь вспомнить, где тут жили Уэббы. Улица себе и улица, невысокие доходные дома, часть из них поновее (я не мог даже припомнить, были они тут раньше или нет, так тут все переменилось), домики отдельные и сдвоенные, ободранная, запущенная школа, новый бильярдный клуб и старое здание фабрики. Дойдя до конца улицы, я развернулся и побрел назад со странным ощущением, что кто-то меня обманул.

Я пытался наново пережить бьющую через край радость того дня, когда я встретил тут Джин, или отрешенное блаженство, испытанное мною семь лет спустя, после визита к ее матери, когда я шел по этой самой улице под фантастически ярким закатным небом. Само собой, во мне не прозвучало ни малейшего отзвука ни той, ни другой эмоции.

Я шел, мыча себе под нос новый, только что появившийся мотив, а в голове все появлялись и появлялись слова:

На пересечении с Кэнал-стрит я остановился на красный и вдруг поймал на себе заинтересованный взгляд мужчины, шедшего навстречу и остановившегося на другой стороне улицы. Плащ, костюм, портфель, — мои почитатели выглядят совершенно иначе. За последние годы я успел уже отвыкнуть от такого непрошеного внимания, а потому почувствовал себя довольно неуютно.