– Ну, это, пожалуй, просто юношеское увлечение. Сам знаешь, она мне всегда нравилась, но… вся эта фигня в Новый год… Это было… ну, отчасти – пьяный вздор, но… В основном – просто ревность к брату. Ревность к брату,– повторил я.

Мы оба ухмыльнулись. А ему, очевидно, по-прежнему было неловко. На этот раз вместо нижней губы он закусил верхнюю.

– Так вы женитесь? – спросил я, сглотнув. Льюис посмотрел на меня, округлил глаза.

– Она беременна? – пропищал я натуральным контральто.

У Льюиса отпала нижняя челюсть. Он тотчас закрыл рот. Вытер лицо носовым платком. Брови и глаза выражали удивление.

– Вообще-то и то и другое. Почти наверняка.

Он сдавил мокрый платок над ямой, но не выжал ни капли (пока мы рыли, пот с нас катился градом). Льюис кивнул; его улыбка была кратко-живущей и нерешительной. Таким неуверенным в последний раз я его видел, когда ему было шестнадцать. Тогда я его почти убедил, что боксерское восстание случилось из-за спортивных трусов[92].

– Фу-ух…– выдохнул я. Мне это словечко показалось вполне подходящим к ситуации. Моргая, я посмотрел на Джимми Террока.

Льюис пощелкал языком. Прочистил горло:

– Если честно, точных планов мы не строили, но… Короче, мы оба этого хотим, так что… Ты знаешь, какого я мнения о браках и о всем таком, однако… Блин, это ведь все упрощает.– Тон был такой, будто он каялся.

Я укоризненно покачал головой и, поглядев на него с широкой улыбкой, сказал:

– Ты законченный ублюдок.– Я уперся ладонями в бедра. Он, похоже, обеспокоился, но моя ухмылка, наверное, выглядела искренней.– Подонок, сволочь и падла. Как я тебя ненавижу! – сказал я.– Но все-таки надеюсь, что ты будешь счастлив до тошноты.—Я помедлил, совсем чуть-чуть, и обнял его.– Чтоб ты подавился семейным счастьем.– Оставались бы слезы – наверное, заплакал бы.

– Братишка! – выдохнул он мне в плечо.– Я ж не знал, как ты к этому отнесешься.

– Переживу,—отпихнул я его.—Маме сообщил?

– Лучше после похорон… Я и тебе собирался только потом сказать. Да все равно Верити, небось, уже проболталась.

– Ну, и когда празднуем?

– Что именно празднуем? – улыбнулся Льюис, должно быть, до крайности смущенный, и пожал плечами.– Мы свадьбу на октябрь прикидываем, роды – на март.

Я выдохнул – долго, с дрожью; голова малость кружилась.

– Созрел, значит? – снова покачал я головой, оглядев брата с ног до головы, и вскинул бровь: – И что, думаешь, семейная жизнь – это для тебя?

Льюис ухмыльнулся: