Вот так начинался первый отрывок. Я его дочитал и обнаружил, что у меня отпала челюсть. Перевернул страницу и изумленно уставился в следующий текст:
– Хендрхс-с… мне он никда не нрлся. Выскчка тлстгубый… Да еще и пдрила…– слхала, что поет? «Прсти, а я цлую парня…» Выр-р-дык… Тшнит прсто…
Хендрхс-с… мне он никда не нрлся. Выскчка тлстгубый… Да еще и пдрила…– слхала, что поет? «Прсти, а я цлую парня…» Выр-р-дык… Тшнит прсто…
– Фергюс, заткнись.
– Фергюс, заткнись.
– «Прсти, а я цлую парня…» П-пидр чрнамазый.
– «Прсти, а я цлую парня…» П-пидр чрнамазый.
– Лахи, ты уж извини, что тебе это терпеть приходится.
Лахи, ты уж извини, что тебе это терпеть приходится.
– Да ничо, миссис Эрвилл. А вы чо, ремнем не пользуетесь?
– Да ничо, миссис Эрвилл. А вы чо, ремнем не пользуетесь?
– Нет… В коротких поездках – нет.
– Нет… В коротких поездках
нет.
– Лахи? Лахи… Лахи! Лахи, извни, что так плчи-лось. Ну, с глазм… Прда, мне очень жль… Нкда ся не прщу, нкда… Дай я тя обнму…
– Лахи? Лахи… Лахи! Лахи, извни, что так плчи-лось. Ну, с глазм… Прда, мне очень жль… Нкда ся не прщу, нкда… Дай я тя обнму…
— Мать-перемать! – прошептал я, дочитав. Оказалось, что у меня совсем замерзли руки.
—
Я опустил взгляд на шифер, потом глянул на купол обсерватории, он поблескивал в лучах низкого зимнего солнца.
– Прентис, ты чего? – недоуменно смотрела на меня Верити с парапета.