В трубке раздался тяжелый вздох Тома, прошедший через часовые пояса.
– У вашей мамы вряд ли дома водится спиртное.
– Я позабочусь, чтобы оно было.
– А сроки – когда вы предполагаете? В следующем месяце?
– Нет. На этой неделе. Скажем, в пятницу. Чем дольше вы и она будете раздумывать и откладывать, тем будет трудней.
Том вздохнул еще раз.
– Я мог бы в четверг. Пятничные вечера у меня для Лейлы.
Пип ощутила укол неприязни и испытала соблазн настоять на пятнице. Но путь к восстановлению дружбы с Лейлой и так выглядел довольно долгим.
– И еще одно, – сказала она.
– Да, – отозвался Том.
– Я постоянно слежу за “Денвер индепендент”. Все жду вашей большой статьи об Андреасе.
– Он был нездоров, Пип. Я видел его перед самой гибелью, видел, как он прыгнул со скалы. В отношении него у меня одно чувство: печаль. Лейлу раздражает посмертное преклонение перед ним, но у меня не поднимается на него рука. Он был самым замечательным человеком из всех, кого я знал.
– “Экспресс” все еще ждет от меня чего-то о нем. Я чувствую то же, что и вы: печаль. Но я и другое чувствую: кто-то должен сообщить, как все было.
– Про убийство? Смотрите сами, вам решать. Помимо прочего, могут быть последствия для его бывшей подруги, которая ему тогда помогла. Последствия судебного порядка.
– Об этом я не подумала.
– Он оставил признание, которое его люди скрыли. Это вы могли бы, если захотите, попытаться раскопать и предать гласности.
Не озабочен ли Том и на свой счет как пособник в перезахоронении трупа? Вряд ли, подумала Пип, если он поверил, что она и правда не читала его мемуаров.
– Понятно, – сказала она. – Спасибо.
Когда мать вернулась с работы, Пип сообщила ей о предстоящем. К своему облегчению, Пип увидела, что мать не сошла с катушек сразу же. Причина, однако, была в том, что она сочла всю эту затею бессмысленной.
– Что, скажи на милость,