– Она здорова?

– Еще как! – ответила Эви.

– Ни горба, ничего такого?

– Нет, конечно. Откуда у тебя такие мысли?

Фрэнси не сказала, что боялась – не родится ли ребенок горбатым из-за того, что мама до самых родов мыла полы, скорчившись на четвереньках.

– Можно мне зайти взглянуть на маму? – робко спросила Фрэнси, чувствуя себя дома как в гостях.

– Можешь отнести ей перекусить.

Фрэнси взяла тарелку с двумя галетами, намазанными маслом.

– Привет, мама.

– Привет, Фрэнси.

Мама снова походила на маму, только очень уставшую. Она не смогла поднять головы, поэтому Фрэнси держала галеты, пока мама ела. Она поела, Фрэнси стояла с пустой тарелкой в руках. Мама ничего не говорила. Фрэнси казалось, что они с мамой снова отдалились друг от друга. Исчезла та близость, которая установилась между ними в последние дни.

– А ты заготовила имя для мальчика, мама.

– Да, но на самом деле я не против девочки.

– Она хорошенькая.

– У нее будут черные кудри. У Нили светлые кудри. Только бедняжка Фрэнси родилась с прямыми волосами.

– А мне нравятся прямые волосы, – вызывающе сказала Фрэнси. Она умирала от желания узнать, как мама назовет девочку, но мама держалась так отчужденно, что Фрэнси не хотела спрашивать напрямик.

– Я отправлю сведения о ребенке в отдел здравоохранения?

– Не надо. Священник отправит после того, как покрестит.

– Вот как…

Кэти уловила разочарование в голосе Фрэнси.