— Я знаю, что стала бы делать, император, поскольку именно это со мной и произошло. Однако же вот, я сижу здесь и веду переговоры с этим самым человеком.

Антоний испустил раздраженный вздох.

— Тебя не переспоришь! Что ж, я не стану стараться объяснить. Я не намерен рассказывать тебе про тот ужас, в который ввергли наших друзей и союзников действия Фульвии. Несчастная! Незачем возвращаться к этому и напоминать о том, как поражение сломило ее мужество и как мой гнев убил ее. Ладно. Все это будет сейчас неуместным. Ни к чему говорить, как мною манипулировали и в конце концов женили на робкой, улыбчивой римской матроне, поставив это условием мирного договора. Ты знаешь, что означает мир для народа Рима, Клеопатра? Ты знаешь, сколько лет длятся наши междоусобные войны? Сколько друзей и родственников умерли на наших глазах? Мой дед был убит и обезглавлен, мой отчим — казнен, мой наставник, Юлий Цезарь, — предательски заколот. Сколько раз мне приходилось стоять на поле боя против тех, кого я прежде называл друзьями? Мир жаждал мира. Я верил, что, заключив союз с племянником Цезаря и женившись на его сестре, я смогу принести мир. Но более я не верю в это.

— Во что же ты веришь теперь?

— Я не сделал ничего такого, чего не сделала бы ты, чтобы обезопасить собственное будущее и положение, равно как и будущее и положение твоего народа. Ты сама не раз шла на риск — я это видел. И ты сама не раз рассказывала мне о трудных решениях, которые тебе приходилось принимать. «В вопросах государственных сохраняй хладнокровие». Не я придумал эту фразу, Клеопатра, — я лишь воспользовался твоим советом, поскольку верил, что уж ты-то меня поймешь!

— Я вижу, ты слишком хорошо знаешь меня, император, и я сама в этом виновата. Похоже, ты видишь меня насквозь, а я даже не могу понять, кому принадлежит твоя верность. Я не знаю твоего сердца, о котором ты рассуждаешь столь непринужденно.

Антоний принялся расхаживать по комнате, засунув руки за пояс, который носил спущенным на бедра. Клеопатра заметила, что при нем не было меча.

— У меня есть основания считать, что мой союзник намеревается предать меня, как уже предавал не раз, и трудится над тем, чтобы сорвать мою войну против Парфии. В качестве одного из условий нашего соглашения я пообещал ему сто пятьдесят кораблей, чтобы защитить Средиземное море от Секста, сына Помпея. Я передал ему эти суда еще до того, как покинул Рим. Октавиан же, со своей стороны, посулил мне для войны двадцать тысяч солдат, четыре легиона. И до сих пор не отослал их мне, невзирая на все мои требования. Не приходится сомневаться, что он старается подорвать мои силы. А может, его не волнует судьба собственной сестры и он глух к ее мольбам. Впрочем, не исключено, что она постоянно действует в союзе с ним. Я не имею возможности выяснить, что из этого правда, а потому решил оставить вопрос открытым. Все равно Октавия не имеет никакого значения. Брак с ней не принес мне ни мира, ни верности. Я отослал ее домой, чтобы мы с тобой могли вернуться к нашим прежним замыслам, ко всему, что мы планировали, еще когда Цезарь был жив, и тому, что задумали после его смерти.