Если я не ошибаюсь, сейчас полвосьмого.

Через час мы все еще спорим. Мы отменили заказ в «Кактусе», и, возможно, наш столик уже заказан кем-то еще. Запутавшись, я отменил столик в «Зевс-баре», который мы не заказывали. Жанетт уже вышла из дому, и с ней невозможно связаться, а я не имею понятия, в какой ресторан она пошла, и не помню, где договорился встретиться с Эвелин. Ван Паттен, уже успевший выпить две рюмки «Абсолюта», интересуется детективом Кимболлом и о чем мы с ним говорили, но все, что я помню, – это как какие-то люди проваливаются в трещины.

– А ты с ним говорил? – спрашиваю я.

– Угу, угу.

– И что он сказал? Что случилось с Оуэном?

– Пропал. Просто исчез. У-ф-ф-ф, – говорит он. Слышен звук открывающегося холодильника. – Не было никакого несчастного случая. Ничего. Никакой информации.

– Да, – говорю я. – Я просто в недоумении.

– Ну, Оуэн был… я не знаю, – говорит он. Слышно, как открывают пиво.

– Что ты сказал ему, Ван Паттен? – спрашиваю я.

– Все то же самое, – вздыхает он. – Что он носил желтые и коричневые галстуки. Обедал в «Двадцать один». Что в действительности он не был в арбитраже, как думал Тимбл, а занимался корпоративными слияниями. Все то же самое. – Я почти вижу, как он пожимает плечами.

– Что еще?

– Дай подумать. Что он не носил подтяжек. Человек ремня. Что он завязал с кокаином и симпатизировал пиву. Ну, ты же сам знаешь, Бэйтмен.

– Он был дебилом, – говорю я. – А сейчас он в Лондоне.

– Господи, – бормочет он, – умственные способности действительно, блядь, в упадке.

Макдермотт включается обратно:

– Так. Ну и куда теперь?

– Сколько времени? – спрашивает Ван Паттен.