– Нет, конечно не стала… но мне кажется… – Теперь моя очередь задумчиво вздыхать. – Мне кажется… тебе известно, что, говорят, не бывает двух одинаковых снежинок?

Она кивает.

– Так мне кажется, что это неправда. Мне кажется, много снежинок одинаковых… и много одинаковых людей.

Она вновь кивает, хотя я вижу, что она сильно смущена.

– Внешность бывает обманчива, – осторожно признаюсь я.

– Нет, – говорит она, качая головой, впервые уверенная в себе. – Я не думаю, что она обманчива. Это не так.

– Иногда, Джин, – поясняю я, – границы, отделяющие внешность – видимое – и реальность – невидимое, – становятся расплывчатыми.

– Это неправда, – настаивает она. – Это просто-напросто неправда.

– В самом деле? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Я раньше так не думала, – говорит она. – Может, десять лет назад я так не думала. Но теперь думаю.

– Что это значит? – с интересом спрашиваю я. – Ты раньше не думала?

…Поток реальности. У меня возникает странное чувство, что это решающий момент в моей жизни, и я потрясен внезапностью того, что, должно быть, можно назвать Богоявлением. Но мне нечего предложить ей, у меня нет ничего ценного. Впервые я вижу Джин свободной; она кажется более сильной, менее управляемой, она хочет увести меня в новую и неведомую землю – пугающую неясность совершенно другого мира. Я чувствую, что она хочет существенно переделать мою жизнь, – ее глаза говорят мне об этом, и, хотя я вижу в них правду, я также знаю, что однажды, очень скоро, ее тоже затянет ритм моего безумия. Мне остается лишь молчать об этом, не заводить разговор – и все же она ослабляет меня, похоже, она решает, кто я такой, и на свой упрямый, своенравный манер я готов признать, что чувствую укол совести, что-то сжимается внутри, и, прежде чем я способен остановить это, я обнаруживаю, что едва ли не тронут, и теряю голову оттого, что и во мне, возможно, существует способность принять ее любовь, пусть и не ответить взаимностью. Я думаю, не видно ли ей прямо здесь, в «Нигде», как у меня в глазах развеиваются темные тучи. Но хотя моя постоянная холодность покидает меня, оцепенение – нет, и, вероятно, так и никогда не покинет. Эти отношения, должно быть, ни к чему не приведут… ничего не изменят. Я воображаю ее чистый, как у чая, запах…

– Патрик… поговори со мной… не будь таким расстроенным, – умоляет она.

– Мне кажется… мне пора… хорошенько взглянуть… на созданный мною мир, – со слезами на глазах давлюсь я, ловя себя на том, что признаюсь ей. – Я наткнулся… вчера вечером… на полграмма кокаина… в своем шкафу. – Я стискиваю вместе в один большой кулак руки так, что все суставы белеют.