– Ну ладно, улыбнись, – подстрекает она позже. – У тебя нет оснований для грусти.
– Я знаю, – вздыхаю я, смягчаясь. – Но… улыбаться сложно. В наше время. По крайней мере мне. Я к этому не привык, должно быть. Не знаю.
– Вот… почему люди нуждаются друг в друге, – ласково говорит она, пытаясь встретиться со мной глазами и отправляя в рот ложечку недешевого шербета.
– Некоторые нет. – Я неловко откашливаюсь. – Ну да, люди компенсируют… Они подстраиваются… – После долгой паузы. – Люди привыкают ко всему, да? – спрашиваю я. – Привычки меняют людей.
Еще одна долгая пауза. Смутившись, она выдает:
– Не знаю. Наверное… но человек все равно должен делать так… чтобы хорошего в этом мире… было больше… чем плохого… – Потом добавляет: – Так ведь?
У нее озадаченный вид, словно ей самой странно, что эта фраза прозвучала из ее уст. Рев музыки из проезжающего мимо такси, снова Мадонна:
– Иногда все дело в том, в чем ты пришел в офис.
Джин что-то говорит, я прошу ее повторить.
– Разве тебе никогда не хотелось сделать кого-нибудь счастливым? – спрашивает она.
– Что? – переспрашиваю я, пытаясь сосредоточиться на ней. – Что, Джин?
Она робко повторяет:
– Разве тебе не хотелось сделать кого-нибудь счастливым?
Я смотрю на нее, меня окатывает холодная волна испуга, что-то гасит. Я вновь откашливаюсь и, стараясь придать словам величайшую значительность, говорю ей:
– Я недавно был в «Сахарном рифе»… этом карибском ресторане в Нижнем Ист-Сайде… ты знаешь его…
– С кем ты был? – прерывает она.
С Жанетт.
– С Айвэном Макглином.
– А-а, – кивает она с тихим облегчением, веря мне.