— Ладно, ладно, — злился Бельбо — Не слушай папашку. Слушай Симона. Что он тебе еще рассказал?

— Что я пленница мира, а точнее, злых ангелов… потому что во всей этой истории ангелы были плохие, они-то и подсобили Демиургу сотворить такой бордель… так вот, говорю я, эти злые ангелы держат меня у себя и не отпускают, а заставляют мучиться. Но время от времени среди людей появляется кто-то, кто меня узнает. Как Симон. Он говорит, что такое с ним уже однажды случалось, тысячу лет назад… потому что, я не сказала тебе, Симон ведь практически бессмертен… если б ты знал, все то, что он видел… — Разумеется, разумеется. А теперь лучше перестать пить. — Тс-с-с… Однажды Симон встретил меня, когда я была блудницей в Тире, в каком-то борделишке, и звали меня Еленой…

— Это он так сказал, да? А ты и довольна. «Позвольте поцеловать вам ручку, красавица-шлюшечка моего засранного мира…» Какое благородство.

— Если и была красавица-шлюха, то это Елена. К тому же в те времена, когда говорили «блудница», то подразумевали женщину свободную, ничем не связанную, интеллектуалку, которая не хотела быть домашней курицей. Ты же сам знаешь, что блудница — это была куртизанка, державшая салон. Сейчас это была бы женщина, занимающаяся связями с общественностью. Назвал бы такую женщину шлюхой, этакой толстой распутницей из тех, что охотятся на шоферов грузовиков?

В этот момент Рикардо снова оказался рядом с ней и взял ее за локоть.

— Пойдем потанцуем, — предложил он. Они вышли на середину зала, двигаясь с отсутствующим видом, подымая и опуская руки, словно выбивая ритм на барабане. Время от времени Рикардо притягивал ее к себе и властно клал ей руку на затылок, а она следовала за ним, закрыв глаза, с разгоревшимся лицом, откинув голову назад. Прямые распущенные волосы ниспадали на плечи. Бельбо курил сигарету за сигаретой.

Потом Лоренца обхватила Рикардо за талию и медленно повела его по направлению к Бельбо, пока они не остановились прямо перед ним. Продолжая двигаться под музыку, Лоренца взяла из его рук стакан. Она держалась за Рикардо левой рукой, в правой у нее был стакан, чуть влажные глаза ее смотрели на Якопо, и могло показаться, что она плачет, но, наоборот, она улыбалась… И говорила с ним.

— И, представь себе, это было не только тогда, понял?

— Когда «тогда»? — переспросил Бельбо.

— Когда он встретил Софию. Спустя несколько веков Симон был также Гийомом Постэлем.

— Разносил письма?

— Идиот. Это был ученый эпохи Возрождения, который читал по-еврейски…

— По-древнееврейски.

— Какая разница? Он читал на этом языке так, как сейчас мальчишки читают о приключениях Мики Мауса. Ему достаточно было бросить беглый взгляд. Так вот, в одной больнице в Венеции он встретил старую и неграмотную служанку — его Джоанну. Он увидел ее и сказал себе: «Вот, я понял, она — новое воплощение Софии, Эннойи, она — Великая Мать Мира, сошедшая к нам, чтобы искупить весь мир с его женской душой». Постэль увез Джоанну с собой, и все считали его безумцем, а он — он хотел вызволить ее из плена ангелов, а когда она умерла, он целый час смотрел на солнце, а потом много дней не ел и не пил, весь наполненный Джоанной, хотя ее уже не было среди живых, но для него она как бы и не умирала, потому что она всегда здесь, она прикована к миру и время от времени является или, как это сказать?.. воплощается… Правда, трогательная история?