День разгулялся, хотя было немного ветрено. По небу плыли гряды облаков, но между ними синело небо, и когда выглядывало солнце, становилось совсем тепло. И все равно Пандора, перед тем как выйти из дома, взяла в гардеробной старую охотничью куртку Арчи из непромокаемой ткани, подбитую ворсистым твидом. Теперь она сидела, поджав ноги, закутавшись в это одеяние. Эдмунд время от времени отталкивался от земли ногой, чтобы качели не останавливались. Их давно надо было смазать, они ужасно скрипели.

Из гущи рододендронов раздался жалобный возглас:

— Никак не могу найти этот проклятый мяч, вся исцарапалась о какие-то колючки.

— Сейчас все перессорятся, — заметил Эдмунд.

— Этим всегда и кончается. Роковая игра.

Обменявшись репликами, они продолжали тихонько качаться.

Вирджиния, размахнувшись, ударила по мячу, и он прокатился ярда на четыре дальше точки, которую указывал ей Арчи.

— Ой, Арчи, извини.

— Ты слишком сильно бьешь.

— Зачем говорить то, что всем и так ясно, — произнес Эдмунд.

Пандора не отозвалась. Качели продолжали скрипеть.

Настал черед Джеффа. Они молча смотрели, как он целится, как бьет…

— Ты злишься на меня, Эдмунд?

— Нет.

— Но презираешь и осуждаешь?

— За что?

— За то, что распорядилась своей жизнью так глупо и бездарно. Убежала из дому с чужим мужем, который годился мне в отцы. Никому ничего не объяснила, ни с кем не попрощалась, разбила сердце отцу и матери, ни разу не приехала, прославилась на всю округу, люди только ахали, узнавая о моих художествах.

— Именно так все и было?

— Ты же знаешь.

— Нет, меня здесь в то время не было.