— Генри, я сама отвезу тебя…

Но его уже не было в кухне. Шаги простучали по лестнице, потом к его убежищу — спальне. Вирджиния стиснула зубы, закрыла глаза… еще бы уши заткнуть… Вот оно — захлопнулась дверь спальни и наступила мертвая тишина.

Вирджиния открыла глаза и посмотрела на Эди. Эди тяжело вздохнула.

— О, Господи, Боже мой, вот беда-то…

— Да, ничего из нашего плана не вышло.

— Бедный наш маленький птенчик, как он огорчился.

Вирджиния поставила локти на стол и запустила пальцы в волосы. Она чувствовала, что все зашло в тупик, выхода она не видит.

— Именно этого я больше всего боялась. — И она, и Эди знали, что после таких вспышек, хоть они случаются у Генри редко, он часами дуется, ни с кем не хочет разговаривать. — А я-то надеялась, что день пройдет спокойно, весело, ведь сегодня наш последний день вместе. И вот теперь Генри плачет и винит во всем меня, а мне и без того хоть вешайся. Эди, милая, что делать?

— Может быть, мне стоит прийти к вам опять после обеда и постараться развлечь Генри? При мне он ведет себя лучше. Вы уже все уложили? Я могу сложить то, что осталось, займусь разными мелкими делами, а он будет просто дома, с нами, и понемногу успокоится. Ему надо, чтобы все вокруг было спокойно.

— Эди, голубушка, неужели вы правда поможете мне? — Вирджинию переполняли благодарность и любовь.

— С удовольствием. Только мне придется сходить домой и накормить Лотти, но к двум я вернусь.

— А Лотти сама не может пообедать?

— Пообедать-то она, конечно, может, только сожжет кастрюли и сковородки и перевернет все в кухне вверх дном, так что лучше уж я сама ее накормлю.

Вирджиния почувствовала угрызения совести.

— Вы так много трудитесь, Эди. Мне ужасно стыдно, я сегодня сорвалась на вас, простите.

— И очень хорошо, что я оказалась под рукой. — Эди тяжело поднялась. — Теперь мне надо приниматься за дела, а то мы ничего не успеем. А вы пойдите поговорите с Генри, скажите, что он может побыть после обеда со мной и что я очень хочу, чтобы он нарисовал мне красивую картинку.

Как Вирджиния и ожидала, Генри лежал, закутавшись в одеяло и прижимая к себе Му.

— Не сердись на меня, Генри, — попросила она.

Он не ответил, его тело содрогалось от рыданий. Она села на край кровати.

— Конечно, мне не надо было предлагать тебе такую глупость. Но так советовал папа, и я тогда же подумала, до чего это глупо. Зря я вообще сказала тебе такое. Конечно, ты не поедешь с Изабел, ты поедешь со мной. Я отвезу тебя на машине.