Она посмотрела вниз: лодки уже причалили к берегу. Кто-то успел залить костер. Все гости поднялись, относили вещи в машины, встряхивали и складывали пледы.
— Да. Пора возвращаться.
Она стала грузно подниматься на ноги. Ноэль вскочил и протянул ей руку.
— Спасибо, Ноэль.
Она обобрала с подола толстой твидовой юбки приставшие цветки вереска, бросила вниз последний прощальный взгляд. Все кончилось. До следующего года.
— Пошли.
И первая двинулась вниз по крутой тропе.
Ноэль проснулся от сильной жажды. И от чего-то еще более настоятельного. Когда разобрался, оказалось, что его разбудила потребность любви. Тяга к Алексе. Полежав немного с пересохшим ртом, в одиночестве, на чужой кровати, в незнакомой комнате, где в распахнутые окна смотрелась черная, без единого огонька бурная ночь и не слышно было проезжающих автомобилей, только ветер гнул и мотал верхушки деревьев, он с тоской подумал про Лондон, про дом на Овингтон-стрит, где в комфорте, окруженный заботой, он жил эти последние месяцы. В Лондоне, если бы ему захотелось среди ночи пить, надо было только протянуть руку к стакану родниковой воды с кружком лимона, которую каждый вечер перед сном готовила для него Алекса. Если в темный предрассветный час он ощущал желание, достаточно было повернуться на бок в мягкой постели и притянуть к себе Алексу. Как бы крепко она ни спала в эту минуту, она даже спросонья всегда отзывалась на его пыл с нежной страстью, которой он ее обучил, и радовалась новоусвоенной науке любви, уверенная в том, что желанна.
Размышления такого рода совсем не помогли делу. Наконец, не выдержав жажды, он зажег лампу на столике и вылез из кровати. Прошел в ванную, пустил холодную воду, наполнил стаканчик для чистки зубов. Вода ледяная, чистая и свежая на вкус. Ноэль осушил один стаканчик, налил еще и, вернувшись в спальню, постоял на пронизывающем сквозняке, вглядываясь в темноту.
Отхлебнул еще. Эту жажду он утолил, но другая осталась. Родниковая вода и Алекса. Две основные жизненные потребности, сейчас такие насущные и странным образом как бы повторяющиеся одна в другой. Выстроилась цепочка эпитетов: чистая, прозрачная, свежая, хорошая, неиспорченная, незамутненная. Они одинаково подходят и к природной стихии, и к женщине. И еще за общей скобкой — Животворная.
Алекса.
Он гордился, что это благодаря ему она из нескладной девочки-подростка расцвела в уверенную, грациозную женщину. Он был потрясен и глубоко тронут тем, что она оказалась девственницей, но также сознавал, что и сам немало получил от близости с нею, на него излились щедрые дары любви, участия и кроткого безоглядного расположения, ибо ее богатства не сводились к одному только имуществу. Общение с Алексой останется прекрасным эпизодом в его жизни, и что бы ни ждало его в дальнейшем, об этом он всегда будет вспоминать с благодарностью.