В этом восхождении нет ничего особо трудного, помимо утомительности ходьбы по песку и вулканическому пеплу: это как хождение по дюнам… Мы поднимаемся зигзагами. Песок движется под действием ветра, и я испытываю слегка нервирующее чувство – всего лишь ощущение, но не восприятие, ибо я все время смотрю на песок, – высоты, постоянно возрастающей над бездной… Мне приходится идти очень осторожно и постоянно опираться на посох, ибо склон сейчас сделался очень крут… Мы вошли в белый туман – идем сквозь облака! Даже если бы я захотел оглянуться назад, я ничего не смог бы увидеть за этими испарениями, но у меня нет ни малейшего желания оглядываться. Ветер внезапно стихает, отсеченный, быть может, грядой, и воцаряется тишина, которую я помню со дней, проведенных в Вест-Индии. Безмолвие высокогорий. Оно нарушается лишь хрустом вулканического пепла у нас под ногами. Я могу отчетливо слышать биение своего сердца… Проводник говорит мне, что я слишком подаюсь вперед, велит мне держаться прямей и при каждом шаге опираться сперва на пятку. Я следую его наставлению и чувствую, что идти стало легче. Но восхождение по этой удручающей смеси из вулканического пепла и песка начинает меня изнурять. Проводник советует мне держать мой драгоценный рот закрытым и дышать только моим драгоценным носом.
Мы вновь выходим из тумана… Внезапно я примечаю над нами, совсем рядом, нечто подобное квадратному отверстию на лике горы – какая-то дверь! Это дверь третьего приюта, деревянной избушки, полупогребенной в черных наносах… Как приятно вновь сидеть, поджав под себя ноги, даже в голубом мареве дыма от горящих дров и под закопченными стропилами!
Время 8:30 утра. Высота 7085 футов.
Несмотря на дровяной дым, внутри приюта довольно уютно; в нем уложены чистые циновки и есть даже подколенные подушечки. Окон нет, разумеется, как и никакого иного проема, помимо двери, ибо эта постройка наполовину вкопана в склон горы. Мы садимся завтракать… Смотритель приюта рассказывает нам, что недавно один студент прошел от Готембы до вершины горы и обратно – обутый в гэта! Гэта – это тяжелые деревянные сандалии, или сабо, которые удерживаются на ноге лишь ремешком, проходящим между большим и вторым пальцем. Ноги этого студента, должно быть, были выкованы из стали!
Отдохнув, я вышел наружу, чтобы оглядеться вокруг. Далеко внизу белые облака, клубясь, проплывают над землей огромными пушистыми сугробами. Выше избушки, фактически нависая прямо над ней, вороненый конус высоко парит на фоне неба. Но вид воистину изумительный, это линия исполинского склона слева – линия, на которой сейчас не видно ни единого изгиба, но которая устремлена вниз, под облака, и вверх, только богам известно куда (поскольку мне не видно, где она заканчивается), прямая, как натянутая тетива лука. Правый склон каменист и изрезан. Что же касается левого – я никогда не мог бы представить себе, что идеально прямая, ровная линия, простирающаяся на дистанцию огромного размера и под таким удивительным углом, может существовать даже на вулкане. Этот потрясающий уклон вызывает у меня чувство головокружения и совершенно непривычное ощущение трепета. Подобная правильность кажется неестественной, пугающей; даже кажется искусственной, но искусственной в сверхчеловеческом и демоническом масштабе. Я представляю себе, что падение оттуда, сверху, – это будет падение, которое продолжится на многие лиги. Удержаться там совершенно не за что. Но горики заверяют меня, что на том склоне никакой опасности нет, ибо весь он сложен из мягкого песка.