При всем своем изнеможении я нахожу в себе силы доковылять до двери, чтобы полюбоваться потрясающим видом. Всего в нескольких футах от порога жуткий склон из каменных глыб и вулканического шлака круто уходит вниз, в гигантский нимб облаков несколькими милями ниже нас, облаков бесконечного числа форм, но по большей части клубящихся и пушистых нагромождений; и вся эта сгрудившаяся масса, простирающаяся почти до горизонта, ослепительно-белая в солнечном свете. (Японцами этот огромный облачный простор образно называется вата-но-уми – «хлопковое море».) Сам горизонт – забравшийся на огромную высоту, расширившийся до фантастических пределов – кажется парящим где-то в высях над остальным миром: широкий сияющий нимб, охватывающий пустое пространство. Пустое, говорю я, ибо самые дальние дали под линией небес окрашены в цвет неба и лишены очертаний, в силу чего впечатление, что у вас создается, – это будто вы находитесь не где-то под небесным сводом, а в некоем месте, вознесенном в огромную голубую сферу, а этот безбрежный горизонт представляет собой как бы ее экваториальную зону. Отвести глаза от такого зрелища невозможно. Я неотрывно любуюсь им, пока заходящее солнце не начинает преобразовывать цветовую палитру, превращая хлопковое море в золотое руно. На половине всего горизонта разрастается и полыхает золотое великолепие. Под ним то тут, то там сквозь просветы в облаках окрашенные бесформенности начинают обретать свои очертания: сейчас я вижу золотые воды с длинными лиловыми мысами, вдающимися в них, с грядами фиолетовых гор, сгрудившихся за ними; эти мимолетные видения удивительно напоминают фрагменты цветной топографической карты. Однако бо́льшая часть ландшафта – это чистая иллюзия. Даже мои проводники, с их долгим опытом и орлиным зрением, едва способны отличить реальное от нереального, ибо и синие, и лиловые, и фиолетовые облака, плывущие под золотым руном, в точности повторяют очертания и окраску далеких пиков и мысов: распознать облако вы можете лишь по его медленно меняющейся форме… Все сильнее блещет злато. Тени приходят с запада – тени, отбрасываемые облачными горами на облачные горы; и они, подобно вечерним теням на снегу, фиолетово-синие… Затем горизонт окрашивается в оранжевые тона; затем в тлеюще-багровые. И вот уже бо́льшая часть золотого руна вновь обратилась в хлопок – в море белого хлопка в смешении с розовым… Начинают мерцать звезды. Облачная пустыня становится сплошь белой, сгущаясь и заволакивая все до самого горизонта. Запад погружается во мрак. Ночь разрастается, и все темнеет, кроме этой чудесной, непрерывной, окутывающей мир белизны – хлопкового моря.