РоманыКомпаньонкастр 210
Светлый фон
Папа сказал, что ты лучше всех в нашей семье знала Луизу Брукс, и я подумал, тебе будет интересно: я недавно видел ее здесь, в Париже. Ею тут до сих пор очень восхищаются, и «Синематека» организовала ее ретроспективу. Я сам говорил с ней на одном приеме и спросил, помнит ли она тебя, но она, если честно, так наклюкалась, что разговора не вышло. Как я понял, она тут настоящий почетный гость. Например, заказывала еду в номер за счет «Синематеки», а потом выкидывала все в окошко. Поклонники подбирали. Хотели, наверное, сохранить для потомков кусок Луизиной курицы в вине. Как видишь, она дама с причудами, но пишет, надо сказать, отлично. У нее вышло две статьи, в «Обжектиф» и в «Сайт энд саунд», и обе очень хороши. Но главным образом она знаменита своим прошлым. В общем, я подумал, надо тебе рассказать. Когда вернусь, может быть, заеду в Уичиту, и ты мне тоже расскажешь что-нибудь. А то я говорю людям, что моя канзасская бабушка была компаньонкой Луизы, и мне никто не верит. Здоровья тебе и дяде Йозефу. С любовью, Уолт

Коре было приятно, что она ошиблась. Она-то воображала, как Луиза падает с барных стульев и постепенно спивается до смерти в полном одиночестве; а за нее, оказывается, пьет весь Париж. И впрямь жизнь бывает длинная! Очевидно, Луиза по-прежнему дружит с бутылкой, а теперь еще и кур из окон швыряет, но статьи в киножурналах? Получается, либо она все-таки порой трезвеет, либо пьянство не мешает ей хорошо писать.

 

В свои семьдесят пять Кора не чувствовала себя старой и хилой. Она по-прежнему садилась за руль, когда ездила на благотворительные вечера и на собрания в Добрый дом. Крепкое здоровье Йозефа ее не удивляло – он никогда и не болел ничем, кроме того перелома, даже не простужался. Но от себя Кора не ждала особенной бодрости, и когда в газетах замелькали некрологи людей моложе ее, она заключила, что скоро и ее очередь. Однако годы шли, а Кора все не болела, и аппетит был отличный; она жутко боялась упасть и сломать шейку бедра, что приключилось со всеми ее знакомыми старушками, но не падала и каждое утро вставала с постели, чувствуя себя более-менее собой.

Врач, который выглядел лет на пятьдесят моложе Коры, спросил ее:

– Для вашего возраста вы удивительно здоровый человек! Ваши родители, наверное, прожили очень долго?

– Не знаю. Меня удочерили.

– Гм. – Врач что-то записал в карточке. – Ну, кем бы они ни были, ваши родители, они подарили вам неплохую наследственность. Организм работает как часы.

Ей было семьдесят девять, когда сенатор Фрэнк Ходж внес в канзасский сенат проект закона, согласно которому департамент здравоохранения должен был по требованию жителей штата предоставлять им полную информацию о способах контрацепции. Вообще-то Ходж не очень нравился Коре; он не скрывал, что главным образом стремится сократить расходы государства на детей-иждивенцев, а не защитить здоровье и благополучие женщин. Но каковы бы ни были его мотивы, Кора сочла, что закон хороший и нужный, и пустила в ход все свои ресурсы – финансовые и иные. Вызвалась свидетелем – предложила рассказать, сколько горя видит в Добром доме и как удручающе часто, с какими разрушительными последствиями используется для предохранения лизол. Но ее свидетельство не понадобилось. Поначалу Кора сделала вывод, что она, седовласая вдова со средствами, не подошла на роль лица кампании. Но во время слушаний выяснилось, что женщин вообще свидетелями не вызывали.