Светлый фон

— До свидания, рад был повидаться, — сказал он ей.

Потом повернулся снова к Итану:

— Увидимся, пап. Так лучше?

— Гораздо лучше, — ответил Итан. Он подошел к Мо, чтобы обнять, а тот вытерпел прикосновение, закрыв глаза, как будто катился на санях с горы, ожидая мягкого столкновения у ее подножья.

Когда он ушел, Итан повернулся к Жюль, и их объятие вышло таким же неловким, и она тоже закрыла глаза. Потом отстранилась и внимательно на него посмотрела. От того, что он на нее вроде бы не злится, было еще хуже.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

— Не думала, что ты вообще когда-нибудь со мной свяжешься, — сказала Жюль. — Предполагала, что ты в бешенстве.

— Разумное предположение. Но бесился я точно не из-за тебя. Мне просто нужно было время, чтобы успокоиться, вот и все.

— И теперь ты спокоен?

— Как далай-лама, — ответил он. — Не похоже?

Но невозможно было сказать о нем что-либо наверняка. Он просто выглядел взъерошенным и угрюмым.

— Пойдем поужинаем, — сказал Итан.

И вместо того чтобы уйти из здания, они поднялись по шаткой металлической винтовой лестнице, ведущей в помещение, о котором Жюль не знала.

— Похоже на сон, когда находишь еще одну комнату в собственной квартире. Наверху оказался маленький сверкающий лофт с открытой кухней. Итан рассказал, что не раз ночевал здесь, когда засиживался на работе допоздна.

В глиняном горшочке осталось зимнее рагу. Итан принес на обеденный стол две тарелки. Они с Жюль сели друг напротив друга на фоне ряда темных окон.

— Я так давно не видела Мо, — сказала она за трапезой. — Он милый. И очень похож на Эш.

— Внешне они похожи. Я рад за них. Мо любит сидеть дома, когда не в школе, но и это ему тяжело. Пожалуй, тяжело всем, кроме Эш. Я пытался занять его работой на студии, но он такой нервный. Усаживал его сортировать почту, раскладывать по ящикам сотрудников, но иногда он вдруг начинал вскрывать письма, а однажды выкинул целую стопку. Все, конечно, только улыбаются, но шороху он наводит. Он может жить в пансионе до двадцати трех лет, а что будем делать потом — непонятно.

— До двадцати трех еще далеко, — ответила Жюль. — Пока что можно об этом не думать.

— Мне обо всем нужно думать.