– О чем они там сплетничают, интересно, – сказала Джейд.

Я пожала плечами.

* * *

К первой обзорной площадке под названием Пик Авраама мы подошли приблизительно в 18:15. Справа от тропы выдавался вперед каменный утес, и с него, словно театральная сцена, открывалась панорама гор.

– Там – штат Теннесси. – Ханна прикрыла рукой глаза от солнца.

Мы выстроились в шеренгу и стали смотреть на Теннесси. Было тихо, только Найджел шуршал оберткой от хрустящего хлебца с ежевикой (как рыба неспособна утонуть, так Найджел неспособен проникнуться величием момента). От холодного воздуха перехватывало горло. Горы сдержанно обнимались, как обнимаются мужчины – не касаясь друг друга грудью. Шею их окутывали редкие облака, а вдали, у самого горизонта, горы казались такими бледными, что не отличишь, где граница между их плечами и небом.

От этой картины мне стало грустно – хотя, наверное, всегда бывает грустно, если смотришь на такое огромное пространство, полное света и тумана и головокружительной бесконечности. Папа это называет – «неизбывная печаль человечества». В голову лезут всякие мысли – и не только о нехватке еды и питьевой воды в мире, возмутительно низком уровне грамотности среди взрослых и средней продолжительности жизни в развивающихся странах, но и банальная затрепанная мысль: как много людей рождается сейчас, в эту самую минуту, и как много умирает, а ты, вместе с 6,2 миллиарда других, всего лишь болтаешься между этими двумя вехами – сокрушительными событиями для каждого отдельного человека, однако в контексте Хичрейкерова «Всемирного географического справочника» за 2003 год или Говардовского «Отыскать космос в песчинке. Рождение Вселенной» (2004) это самые заурядные явления. Как подумаешь об этом, начинает казаться, что твоя жизнь значит не больше, чем сосновая хвоинка.

– Твою мать! – проорала Ханна.

Эхо не отозвалось, как бывает в мультиках. Крик провалился в тишину, словно в море выбросили наперсток. Чарльз уставился на Ханну, явно подозревая, что она спятила. А мы, остальные, переминались с ноги на ногу, как перепуганные коровы в товарном вагоне.

– Твою мать! – еще раз выкрикнула Ханна сорванным голосом.

Потом обернулась к нам:

– Вы тоже давайте! Скажите что-нибудь!

Она глотнула побольше воздуха, запрокинув голову и прикрыв глаза, как человек, загорающий в шезлонге. Веки у нее дрожали, подрагивали и губы.

– «Не допускаю я преград слиянью двух верных душ!»[392] – во все горло завопила Ханна.

– Вы здоровы? – расхохотался Мильтон.