Я думаю, это был шок – реакция организма на дистресс. Джемма Слоун в своей книге о трудных детях – «Воспитать Голиафа» (1999) – на стр. 95 называет это явление довольно безотрадным термином: «защитные механизмы детской психики». Не знаю, какие уж там были психологические основания, но следующие четыре дня после того, как наших спасли (и отправили по домам, словно поврежденные бандероли, о чем любимый мой Чернобыль сообщил в очередном выпуске «Пятичасовых новостей»), я вела себя точно злобная девяностолетняя вдовица.
Остаток весенних каникул я провела в одиночестве. Папа был занят на работе. Я почти все время молчала, а если и разговаривала, то сама с собой или со своим цветным приятелем – телевизором (Чернобыль радовал несравненно, лучше какого-нибудь читающего наизусть стихи внучка). Папа, словно верный, хотя и плохооплачиваемый сторож, заглядывал время от времени – проверить, не устроила ли я пожар, не забыла ли съесть приготовленный заранее обед и не заснула ли в неудобной позе, которая может привести к искривлению позвоночника или даже к смерти. Словно опытная медсестра, папа сдерживался и не отвечал на мои выпады – а то мало ли, вдруг я совсем съеду с катушек.
Изредка, собравшись с духом, я выходила из дома. Унылый дождь, не прекращавшийся в выходные, уступил место самодовольно-радостному солнышку. Ослепительный свет, пожухлая трава – невыносимо. Я раньше не замечала, с каким бесстыдством солнце терзает землю, ошпаривая листья и раскаляя мостовую. Еще очень противны были дождевые червяки – ошалевшие после ливня, они повылезали из-под земли и поджаривались на асфальте, словно картошка фри.
Я уходила к себе в комнату, задергивала занавески и злилась на весь свет. С утра, как только папа уедет на работу, я вытаскивала из мусорного ведра в кухне последний номер «Стоктон обсервер» – папа его выбрасывал, опасаясь, как бы я не увидела заголовки и не начала заново себя мучить (не знал он, что заботиться о моем душевном покое – гиблое дело; у меня и так давно пропал аппетит, а сон казался нереальным, как яйцо феникса).
К папиному приходу я возвращала газету в мусорное ведро, аккуратно подсунув ее под вчерашние макаронные изделия с томатным соусом (папина коллега Барбара с отделения политологии принесла ему несколько рецептов «утешительной еды»; якобы они в свое время очень помогли морально поддержать отбившегося от рук пасынка по имени Митч, пока он слезал с наркотиков). Весьма кропотливое занятие – будто заворачиваешь таблетку в бумагу и раздавливаешь ложкой, чтобы удобрить землю в цветочном горшке.