– Что, до смерти?
– Ну, на живого тот малый не тянул.
Кромвель усмехается.
– Ты уверен, что хочешь зваться Кристофом? Сейчас ты еще можешь сменить имя, потом будет поздно.
– Вы поняли меня, мсье.
Иисусе, еще бы. Ты мог быть моим сыном. Он пристально вглядывается в мальчишку: нет, он не из тех юных разбойников, о которых говорил кардинал, оставленных им по берегам Темзы, и, весьма вероятно, у иных рек, иных широт. Глаза Кристофа сияют незамутненной голубизной.
– Тебя не пугает путешествие по морю? – спрашивает Кромвель. – В моем доме многие говорят по-французски. Скоро ты станешь одним из нас.
Теперь, в Остин-Фрайарз, Кристоф донимает его расспро-сами.
– Эти маги, что у них было? Карта зарытых сокровищ? Наставление по сборке, – мальчишка машет руками, – летающей машины? Машины, которая производитвзрывы, или боевого дракона, изрыгающего пламя?
– Ты слыхал о Цицероне? – спрашивает Кромвель.
– Нет, но хотел бы. Раньше я и про епископа Гардинера не слыхал
– И в следующей. Я его знаю.
Гардинер еще легко отделался. Он хочет сказать, она больше не любовница, но тайна – хотя совсем скоро о ней узнают все – принадлежит не ему.
* * *
Двадцать пятое января 1533 года, рассвет, часовня в Уайтхолле, служит его друг Роуланд Ли, Анна и Генрих венчаются, скрепляя обещание, данное в Кале. Никаких пышных церемоний, горстка свидетелей, молодые почти бессловесны, даже обязательное «да» приходится вытягивать из них чуть ли не силой. Генри Норрис бледен и печален: ну не жестокость ли заставлять его дважды смотреть, как Анну отдают другому?
Камергер Уильям Брертон выступает свидетелем.
– Так вы здесь или где-нибудь еще? – спрашивает Кромвель. – Вы утверждали, что умеете находиться в двух местах сразу, точно святой угодник.
Брертон злобно щурится.
– Вы писали в Честер.