– Зря вы тревожитесь, – говорит он послу. – Завтра мы принимаем папского нунция. Вот увидите, мой господин с ним поладит.

Сверху, со стены, раздается голос Генриха:

– Поднимайтесь, сэр, посмотрите на мою реку сверху.

– И вас удивляет, отчего меня трясет? – выпаливает француз. – Отчего я трепещу перед ним? Моя река. Мой город. Мое спасение, скроенное для меня. Сшитый по моей мерке английский Бог.

Посол тихо чертыхается и начинает подъем.

Когда папский нунций прибывает в Гринвич, Генрих берет его под руку и проникновенно жалуется на нечестивых советников. Рассказывает, как мечтает о скорейшем примирении с папой Климентом.

Можно наблюдать за королем каждый день в течение десятилетий и всегда видеть разное. Выбери себе государя: Кромвель не устает восхищаться Генрихом. Порой король несчастен, порой слаб, то ведет себя как дитя, то – как мудрый правитель. Бывает, оценивает свою работу придирчиво, как художник, бывает – сам не видит, что делает. Не родись Генрих королем, стал бы странствующим лицедеем, верховодил бы в труппе бродячих комедиантов.

По приказу Анны Кромвель приводит ко двору племянника, берет с собой и Грегори. Рейфа король уже знает: тот всегда рядом.

Генрих долго и пристально вглядывается в Ричарда.

– Да-да, что-то есть, определенно что-то есть.

С его точки зрения, в лице Ричарда нет ничего тюдоровского, но король явно не прочь заполучить еще одного родственника.

– Ваш дед, лучник ап Эван, был славным слугой моему отцу. Вы отлично сложены. Я хотел бы увидеть вас на турнире в цветах Тюдоров.

Ричард кланяется. Король, образец учтивости, поворачивается к Грегори:

– И вы, мастер Грегори, тоже весьма приятный юноша.

Когда король отходит, лицо Грегори расцветает детской радостью. Юноша вцепляется в свой рукав – там, где Генрих его коснулся, – словно вбирая пальцами королевскую милость.

– Какой он необыкновенный, какой величественный! Кто бы мог подумать! И сам со мной заговорил! – Грегори оборачивается к отцу. – Везет тебе, можешь разговаривать с ним хоть каждый день.

Ричард бросает на двоюродного брата косой взгляд. Грегори бьет Ричарда по руке.

– Что твой дед, лучник – видел бы он твоего отца! – Большой палец Грегори оказывается лучником а указательный Морганом Уильямсом. – А вот я давным-давно занимаюсь на арене. Скачу на сарацина, кидаю копье прямо в черное сарациново сердце!

– То ли еще будет, дурачок, – спокойно замечает Ричард, – когда вместо деревянного магометанина перед тобой окажется живой рыцарь! Да и стоит такая забава недешево: турнирные доспехи, конюшня…

– Все это мы можем себе позволить, – говорит Кромвель. – Прошли времена, когда мы топали по-солдатски, на своих двоих.