Спешно был создан комитет с целью добиваться захоронения великого поэта в Вестминстерском аббатстве. Лорд Лейтон пошёл к тамошнему настоятелю, у которого, кажется, имелись сомнения относительно религиозных взглядов Рандольфа Падуба. Однако вдова поэта, преданно проводившая бессонные ночи у ложа мужа в течение всей его болезни, написала лорду Лейтону и настоятелю письма, где говорилось, что она желает – и такова же воля покойного – похоронить его в Северных Холмах, на тихом деревенском погосте при церкви Св. Фомы в Ходершелле, где муж её сестры Веры викарием и где она сама надеется упокоиться. Унылым ноябрьским днём, под накрапывающим английским дождиком, длинная кавалькада из представителей светского общества и литературных кругов отправилась в путь за гробом, через лесистые лощины; «жёлтые листья падали в грязь под копыта лошадей, и тускло-красный солнечный шар низко висел над горизонтом».[172] На кладбище гроб несли лорд Лейтон, Халлам Теннисон, сэр Роуланд Митчелс и художник Роберт Брунант.[173] Когда гроб с большими белыми венками приопустили в глинистую могилу, Эллен положила сверху ларец, в котором были «наши письма и другие реликвии, слишком дорогие, чтобы подвергнуть их сожженью, слишком драгоценные, чтобы их коснулась хотя бы одна пара досужих глаз».[174] Затем гроб опустили на дно и, бросив ему вслед множество цветов, отошли от могилы, позволяя дружным лопатам могильщиков совершить последний акт печального действа; вскоре и гроб цвета слоновой кости, и хрупкие цветы оказались поглощены смесью мела, кремня и глины, образующих грунт здешних мест.[175] Молодой Эдмунд Мередит, племянник Эллен, унёс от могилы пучок фиалок, которые заботливо сохранил, засушив между страницами своего Шекспира.[176]

В последующие месяцы Эллен Падуб воздвигла в изголовье могилы простой чёрный камень, на нём был искусно вырезан ясень с раскидистой кроной и столь же обширными корнями, похожий на тот, что поэт шутя изображал рядом с подписью в некоторых письмах.[177] Под ясенем высечена, в стихотворном переложении Падуба, знаменитая эпитафия кардинала Бембо с надгробия Рафаэля в Пантеоне; впервые эти строки появились в стихотворении Падуба «Небесное и земное», посвящённом фрескам Станцы делла Сеньятура в Ватикане.

Под эпитафией ещё одна надпись:

Сие надгробие Рандольфу Генри Падубу, великому поэту и верному, доброму мужу, посвящает его скорбящая вдова и спутница сорока лет жизни Эллен Кристиана Падуб в надежде, что «за кратким сном, навек мы пробужденны»[179] в краю, где нет разлуки.