Светлый фон
«Мне было страшно. Кругом всё бежит, сверкает».
«Страшно… А виду не подавала…»
В конце концов, в итоге, больше всего их объединяло умалчивание.
– Понимаешь, всё дело в этом
Она разложила перед собой вещи, ждущие решения. Пачка писем, обвязанных выцветшей лиловой лентой. Браслет, который она сплела из своих и его волос в последнюю неделю. Его часы… И ещё три письма: первое, его рукою, без даты, найденное у него в столе; второе, адресованное ей, писанное тонким, беспокойным почерком; третье – запечатанный конверт без надписи.
Испытывая лёгкую дрожь, она взяла второе письмо, от прошлого месяца, и перечла:
Милостивая государыня, полагаю, моё имя не окажется Вам незнакомо – возможно, Вы что-то обо мне знаете – не могу представить, чтобы это было не так, – хотя, если всё же моё послание будет полной для Вас неожиданностью, я покорно прошу меня простить. И как бы то ни было, прошу извинить меня за то, что тревожу Вас в такое время. Мне стало известно, что мистер Падуб нездоров. Об этом сообщается в газетах и не скрывается, насколько серьёзно его состояние. Я также имела и другое достоверное сведенье, что дни его могут быть не долгими. Разумеется, если это не так, если я впала в ошибку – ведь бывают ошибки – всегда хочется надеяться! – тем более прошу прощенья. Я изложила на бумаге нечто, что, кажется, должна в конце концов ему поведать. Я вместе пребываю в больших сомнениях – имеет ли смысл, мудро ли обнаруживаться теперь; я даже не разумею, для чего пишу – ради собственного оправдания от грехов или ради него. В этом деле я предаю себя в Ваши руки. Полагаюсь на Ваше рассуждение, Ваше благородство, Вашу добрую волю… Мы теперь две старые женщины – и, по крайней мере в моём очаге, огонь отпылал, отпылал уж давно. О Вас я ничего не знаю, потому что, по благим причинам, мне никогда ничего о Вас не рассказывали. Я написала нечто важное, предназначенное лишь для его глаз, – не могу сказать Вам, что́ именно, – и запечатала в конверте. Если Вы пожелаете прочесть, то конверт в Ваших руках, но пусть он прежде посмотрит сам и решит. А если он не захочет читать или ему слишком нездоровится… тогда, миссис Падуб, я опять оказываюсь в Ваших руках, поступайте с этим моим залогом, как Вам видится нужным и как Вы на то имеете право. Я причинила большой вред, но не имела и в мыслях вредить Вам, Бог тому свидетель, и я надеюсь, что из-за меня не случилось беды – во всяком случае, ничего непоправимого для Вас. Верите ли, я буду благодарна, если мне выйдет от Вас хоть одна ответная строка – что бы в ней ни было – прощение… жалость… или даже гнев? – но неужто я достойна теперь гнева? Я живу в башне – как старая ведьма, и сочиняю стихи, которые никому не нужны… Если вы, являя добросердечие, сообщите мне о его положении – я не устану благодарить Бога и Вас за эту милость. Предаю себя в Ваши руки. Ваша Кристабель Ла Мотт.