* * *

Я извинилась и отказалась ехать в тот день на соколиную охоту; вместо этого я взяла королевский барк и отправилась в Бермондсейское аббатство. Там барк сразу заметили, и кто-то бросился к моей матери сообщить, что ее дочь, королева, едет ее навестить. В общем, когда мы причалили, моя мать уже ждала меня на маленьком пирсе и сразу бросилась мне навстречу, а гребцы встали и, подняв весла над головой, приветствовали ее, как если бы королевой была по-прежнему она. Она улыбалась и кивала направо и налево, легко и свободно неся бремя своего авторитета. Потом склонилась передо мной в реверансе, как и подобало, но я упала перед ней на колени, прося меня благословить. Впрочем, я тут же вскочила и напряженным тоном сказала ей:

— Мне срочно нужно с тобой поговорить!

— Конечно, — кивнула она и провела меня в центральный сад аббатства, к уютному, вделанному в ограду угловому сиденью, над которым нависали ветви старой сливы. Я чувствовала себя крайне неловко и продолжала стоять, тем самым заставляя стоять и ее; потом я спохватилась и поспешно кивнула, разрешая ей сесть. Она села, сложила руки на коленях и приготовилась меня слушать. Осеннее солнце грело еще довольно сильно, и она была всего лишь в легкой шали, наброшенной на плечи.

— Мой муж, наш король, сказал мне, что ты и так все знаешь, но я все-таки решила приехать и сообщить тебе, что снова объявился некий мальчик, точнее, юноша, который называет себя именем моего брата. Он со своим войском уже высадился в Ирландии, — торопливо выпалила я.

— Всего этого я не знала, — промолвила моя мать.

— Значит, кое-что ты все-таки знала?

— Не более того, что ты мне только что сообщила.

— Так это действительно мой брат? — спросила я. — Пожалуйста, матушка, не заслоняйся от меня одной из своих обычных лживых отговорок. Прошу тебя, скажи честно: там, в Ирландии, действительно мой брат Ричард? Он жив? Он хочет вернуть себе трон? Мой трон?

На мгновение мне показалось, что она опять собирается увильнуть от ответа, выдумав какую-нибудь хитрую отговорку, как делала это всегда. Но она, внимательно посмотрев на меня, побледневшую от внутреннего напряжения, протянула руку и потянула меня к себе, призывая сесть с нею рядом.

— Что, муж твой опять боится?

— Да, — выдохнула я. — Еще сильней, чем прежде. Он полагал, что сражение при Стоуке положило конец этим бесконечным историям с самозванцами. Он был уверен, что одержал окончательную и безоговорочную победу. Но теперь ему кажется, что эта победа для него недостижима. Да, он боится. Причем больше всего он боится того, что ему всегда будет страшно. Что ему всегда придется опасаться очередного претендента.