Процедура оказалась весьма похожей на детскую игру: сэр Роберт сунул руку в мешок, вытащил первую печать и передал ее Генриху; тот повертел ее в руках и коротко возвестил:

— Крессенер!

В одном из углов послышался легкий шепот — там стояли родственники этого молодого человека, в данный момент в зале отсутствующего. Вид у них был потрясенный, кто-то из них даже упал на колени, восклицая:

— Богом клянусь, мне ничего об этом не известно!

Генрих только глянул на него, и клерк, стоявший позади, тут же сделал пометку в каком-то списке. Взяв у сэра Роберта следующую печать, Генрих сказал:

— Аствуд.

— Никогда!.. — вскрикнула какая-то женщина и тут же умолкла, поняв, видно, что не стоит сейчас, прилюдно, защищать предателя.

А Генрих уже протянул руку за следующей печатью. В толпе вздохнули; лорды дружно затаили дыхание, глядя, как печать появляется из мешка. Словно по волшебству, глаза мои вдруг обрели невероятную зоркость, прямо как у сокола, и я даже на таком расстоянии сумела разглядеть, чья это печать. Когда сэр Роберт передавал ее королю, я узнала на этой маленькой красной печати след перстня, принадлежавшего моей матери.

Сэр Роберт тоже узнал ее печать и молча передал ее королю. Генрих взял печать, не называя имени ее владелицы и никак это не комментируя. Он повертел печать в руках и посмотрел на меня, но глаза его были лишены какого бы то ни было выражения; казалось, они стали плоскими и тусклыми, как уэльский сланец. Затем он молча положил печать на стол рядом с другими. Джаспер гневно на меня глянул, а миледи демонстративно от меня отвернулась. Я перехватила испуганный взгляд Сесили, но не решилась ни подать ей какой-либо знак, ни сказать что-либо. Больше всего я заботилась о том, чтобы лицо мое оставалось совершенно спокойным, понимая: самое главное для нас — ни в чем не признаваться.

Из мешка появилась новая печать, и я невольно затаила дыхание, готовясь к новому, еще более ужасному испытанию. Генрих опять положил печать на стол, не называя имени ее владельца, и придворные вытягивали шею, пытаясь понять, чья она.

— Дорлей, — с горечью и явным нежеланием объявил мой муж, и я услышала, как из уст одной из моих фрейлин вырвался тихий стон, поскольку это было имя ее брата.

Сэр Роберт передал ему еще одну печать из мешка, и я услышала, как миледи охнула, не силах скрыть своего ужаса, отшатнулась и вцепилась в спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. Генрих вскочил, накрыв рукою печать, и я не могла прочесть, что на ней написано. На какой-то миг меня обуял ужас: я решила, что сейчас он повернется ко мне и назовет меня предательницей. Я решила, что у него в руках моя печать! Весь двор затаил дыхание. Люди испуганно смотрели то на потрясенного короля, то на его смертельно побледневшую мать. Что бы Генрих ни задумывал, устраивая этот жуткий спектакль, никак нельзя было предположить, что он обнаружит в мешке именно эту печать. Его рука дрожала, когда он поднял печать со знакомым гербом и спросил дрогнувшим голосом: