Генрих перехватил мой взгляд и сказал равнодушно:

— Выглядит хорошо.

— Да, неплохо, — согласилась я.

Присутствие Тюдоров, впрочем, было отмечено невероятным количеством алых роз, которыми была убрана буквально вся арена; немногочисленные белые розы Йорков терялись среди множества красных роз Ланкастеров. Но порой можно было заметить и новые розы — их теперь все чаще специально выращивали для подобных случаев: это были «розы Тюдоров», белые с красной сердцевинкой, словно каждый йоркист в душе был ланкастерцем.

* * *

Каждый в Англии получил приглашение на этот турнир, и пришли все: и верные слуги короля, и предатели, и те — таких было большинство, — кто еще ничего для себя не решил. Лондон был до предела набит приехавшими людьми; лорды из всех графств Англии явились в столицу со своими домочадцами и слугами; каждый сквайр счел необходимым прихватить с собой все свое семейство. Все праздновали присвоение высокого титула нашему Гарри. Дворец тоже был полон; в большом зале нельзя было найти ни дюйма свободного пространства; все ложились спать там, где смогли отыскать хоть какое-то местечко. Гостиницы на две мили в любом направлении лопались от наплыва постояльцев, на каждой кровати спали вчетвером. Все частные дома принимали постояльцев, и люди готовы были спать на сеновалах или на конюшне прямо над стойлами. Именно то, что в город стеклось столько людей — лорды, джентри, простолюдины, коммонеры, — играло на руку Генриху и его шпионам: в такой толпе было легче легкого выследить или арестовать любого, кто подозревается в предательстве, неверности или даже просто в неуместных высказываниях в адрес короля.

Как только турнир завершился, но люди еще не успели разойтись и разъехаться по домам, Генрих выслал своих гвардейцев-йоменов, и огромное количество людей — виновных и невинных — было арестовано; людей хватали прямо в домах, а многих и вовсе вытаскивали из постели. Это был поистине великолепный ход со стороны Генриха; были арестованы все те, чьи имена фигурировали в донесениях с той поры, когда в них впервые был упомянут «этот мальчишка»; и вот сегодня их схватили как раз в тот момент, когда они менее всего этого ожидали. Собственно, они сами шагнули в расставленную Генрихом ловушку. Да, это был поистине блестящий ход. Безжалостный. Жестокий.

Юристы пребывали в некоторой растерянности; большая их часть прибыла на турнир в качестве гостей, их клерки тоже праздновали, и обвиняемым оказалось весьма сложно найти себе адвокатов, способных представлять и защищать их в суде; они даже друзей своих не смогли или не успели отыскать, чтобы те внесли за них те гигантские штрафы, которые были наложены Генрихом. Несчастных арестовывали по десять человек за раз, и столица, убаюканная беспечностью долгих дней веселья, как-то совсем позабыла, что ими правит король, который никогда не бывает беспечен и вряд ли когда-либо бывает просто весел.