Я целиком и полностью это отрицаю, я говорю, что и сама я в жизни не сказала ни слова против Его Величества. Говорю, что мои мальчики никогда не выражали желания последовать за Реджинальдом и что я не писала тайных писем своему огорчающему мать сыну. Я не знаю ничего об управляющем Джеффри Хью Холланде, кроме того, что он оставил службу у Джеффри и начал свое дело, по-моему, в Лондоне, по-моему, стал купцом. Он, возможно, отвозил во Фландрию наши письма о семейных новостях. Я знаю, что Джеффри был у лорда Кромвеля и все ему объяснил, и его это вполне удовлетворило, а Холланду вернули товары. Я этому рада. Лорд Кромвель отвечает за безопасность короля, мы должны быть ему благодарны за то, что он исполняет этот великий долг. Мой сын с радостью ему все рассказал. Я никогда не получала тайных писем и никогда их не жгла.

Они снова и снова спрашивают меня об одном и том же, и я снова и снова говорю им лишь то, что уже сказала: я ничего не сделала, мои сыновья ничего не сделали, и против нас нет никаких свидетельств.

Потом я встаю из-за стола и извещаю их, что в это время привыкла молиться в нашей семейной часовне. Мы молимся здесь на новый лад, у нас есть Библия на английском, которую любой может прочесть. После молитвы мы будем обедать. Если им что-нибудь понадобится в их комнатах, пусть спросят, я с радостью обеспечу им все удобства.

Разносчик, принесший рождественские товары с лондонской гусиной ярмарки, рассказывает служанкам возле кухонной двери, что арестовали моего кузена сэра Эдварда Невилла, а еще капеллана Монтегю Джона Коллинза, канцлера собора в Чичестере Джорджа Крофтса, священника и нескольких их слуг. Я велю служанке, которая мне об этом шепотом рассказывает, купить, что ей придется по душе, а сплетен не слушать. Нас это не касается.

Мы подаем гостям хороший обед, а после обеда поют рождественские песни, мои дамы и девушки танцуют, потом я прошу прощения и выхожу из дома пройтись среди стогов, пока небо становится серым. Меня это успокаивает. Когда мои любимые сыновья в опасности, приятно видеть, что солома и сено закреплены, чтобы не унесло ветром, что все сухо и надежно. Я захожу в хлев, где в одном конце тихо переступает по соломе корова, а в другом – мой ценный красивый барашек, и вдыхаю запах теплых животных, надежно укрытых от мороза. Хотелось бы мне здесь остаться на всю ночь, при свете маленькой роговой лампадки, слушая спокойное дыхание животных, и, возможно, в Сочельник, в полночь, я бы увидела, как они опустятся на колени в память о другом хлеве, где звери встали на колени перед яслями и Светом Мира, где родилась моя церковь, которую я чтила всю жизнь и которая никогда не подчинялась, не подчиняется и не подчинится никакому королю.