— Да, увы, но не по своей воле.

— Мне сказали, что вы очень подружились, пока меня не было. Рад, что вы опять встретились, — вмешался Целер.

Услышав эти слова и то, с какой небрежностью они были произнесены, я понял, что ему ничего не известно о репутации его жены. Он обладал удивительной невинностью во всем, что касалось мирной жизни, которая часто встречается у профессиональных военных.

— Надеюсь, Клодия, у тебя все в порядке? — вежливо поинтересовался Цицерон.

— Все прекрасно, — ответила она, посмотрев на него из-под длинных ресниц, — так же, как и у моего брата в Сицилии, — несмотря на все твои старания.

Она улыбнулась ему улыбкой, которая своей теплотой напоминала обнаженный клинок, и прошла мимо, оставив за собой почти неуловимый шлейф своих духов. Целер пожал плечами и сказал:

— Вот так. Я бы хотел, чтобы она поговорила с тобой подольше, как с этим идиотским поэтом, который постоянно увивается вокруг нее. Но она очень верна Клавдию.

— А он все еще хочет стать плебеем? — спросил Цицерон. — Не думаю, что плебей в семье понравился бы твоим знаменитым предкам.

— Этого никогда не случится, — Целер оглянулся, чтобы убедиться, что Клодия ушла. — Между нами говоря, я думаю, что этот парень — абсолютный позор для семьи.

Это немного порадовало Цицерона, однако все его усилия ни к чему не привели, и на следующий день он направился к Катону, как к своему последнему резерву. Стоик жил в прекрасном, но абсолютно заброшенном доме на Авентинском холме, в котором пахло испортившейся пищей и грязной одеждой. Сидеть там было негде, кроме как на деревянных стульях. На стенах не было украшений, а на полу — ковров. Через открытую дверь я увидел двух серьезных и неприбранных девушек-подростков и подумал, не были ли они теми дочерями или племянницами Катона, на которых Помпей хотел жениться. Насколько другим стал бы Рим, если бы Катон согласился на этот брак!

Хромоногий слуга провел нас в небольшую и мрачную комнату, в которой Катон занимался делами под бюстом Зенона. Еще раз Цицерон представил свои доводы, почему с Помпеем надо было пойти на компромисс, но Катон, как и все остальные до него, с ним не согласился.

— У него и так слишком много власти, — повторил он свой всегдашний аргумент. — Если мы позволим его ветеранам образовывать колонии на территории Италии, в его постоянном распоряжении окажется целая армия. Да и почему он ожидает, что мы утвердим все его договора, даже не изучив их? Мы верховная власть в стране или группа маленьких девочек, которым говорят, когда вставать, а когда садиться?