РоманыПташкастр 262
Светлый фон
И тут я замечаю, что на платье даже нет такого места, где я смог бы приколоть орхидею так, чтобы она была прямо у меня под носом. Если, конечно, я не собираюсь воткнуть булавку в голую веснушчатую кожу Дорис. И вот я стою, держа булавку в одной руке и орхидею в другой. Я мог бы вонзить ее в тот бугорок, который кажется одним из ее сосков, но может оказаться куском резины. У Дорис большие сиськи, но в этом платье они выпирают буграми даже в районе локтей. Между ними такое расстояние, что если посмотреть под соответствующим углом, то можно увидеть пол.

Похоже, как раз прикалывание орхидеи и есть та деталь, которую они не слишком хорошо продумали. Мать начинает хихикать. Дорис становится лососевого цвета, и веснушки проступают еще ярче. Мать берет дело в свои руки и прикалывает орхидею ей на пояс. Теперь у нее такой вид, будто на нее сзади заползла какая-то чудовищная виноградная лоза. Интересно, куда же мне класть руку, когда мы начнем танцевать?

Похоже, как раз прикалывание орхидеи и есть та деталь, которую они не слишком хорошо продумали. Мать начинает хихикать. Дорис становится лососевого цвета, и веснушки проступают еще ярче. Мать берет дело в свои руки и прикалывает орхидею ей на пояс. Теперь у нее такой вид, будто на нее сзади заползла какая-то чудовищная виноградная лоза. Интересно, куда же мне класть руку, когда мы начнем танцевать?

В комнату заходит отец. У него бледный, усталый вид. Он набрасывает на плечи Дорис шелковую накидку и вручает ей ключи от машины. Кроме того, он дает всевозможные советы: не забыть запереть машину, выключить на стоянке фары и не превышать скорость тридцать пять миль в час. Он целует ее в щеку. Мать тоже целует ее в щеку. Отец поворачивается ко мне и жмет руку.

В комнату заходит отец. У него бледный, усталый вид. Он набрасывает на плечи Дорис шелковую накидку и вручает ей ключи от машины. Кроме того, он дает всевозможные советы: не забыть запереть машину, выключить на стоянке фары и не превышать скорость тридцать пять миль в час. Он целует ее в щеку. Мать тоже целует ее в щеку. Отец поворачивается ко мне и жмет руку.

— Счастливо повеселиться, сынок. Но не забудь доставить ее обратно к двум часам.

— Счастливо повеселиться, сынок. Но не забудь доставить ее обратно к двум часам.

Сынок! О небо, они уже меня на ней женили. Танцы заканчиваются в двенадцать тридцать. Что, интересно, я должен с ней делать до двух часов? Что подумает Перта, если я не вернусь к ней в наш сон? Вся эта история с каждой минутой больше и больше напоминает катастрофу.