И тут я замечаю себя самого, выходящего из вольера. Я иду через весь двор по направлению… ко мне. Тот я, который кенар, стоит на земле и ждет. Я чувствую, что во сне что-то переменилось, в нем возникла какая-то брешь. Я чувствую, как меня влечет сразу в два места, откуда исходят какие-то волны — они затягивают, как отливное течение.

Тот я, который подходит, не видит меня, птицу. Это привычно. И тут я наклоняюсь и беру Перту. Я чувствую, как мое лицо выражает скорбь. Но на такое способен лишь человек, птичье «лицо» не может ничего выражать. Взяв Перту, я иду обратно в вольер. Я горестно лечу за собой следом и сажусь на крышу вольера. Смотрю, как я опять выхожу оттуда, теперь уже с ложкой и спичечным коробком. Это большой кухонный коробок, в котором я обычно храню яйца. Я бережно кладу Перту в коробок и закрываю его. Выкапываю ямку позади вольера и ставлю в нее коробок. Похороны. Затем я возвращаюсь в вольер.

Я спрыгиваю с крыши вольера и стою у могилы, в которой лежит Перта. Я рад, что теперь кот до нее не доберется. Понимаю, что надо вернуться к детям, но не хочу покидать Перту.

Тут я вижу, как опять выхожу из вольера. В руках у меня палочка с прибитой гвоздем дощечкой, и я втыкаю ее рядом с могилой. Я припрыгиваю поближе на своих птичьих лапках и читаю, что там написано.