Я стреляю поверх головы пожилого. Он оборачивается и смотрит на меня. Прекрасно, теперь в его глазах виден страх. Я подаю ему дулом винтовки сигнал «встать». Он вскакивает, за ним молодой, и они оба бегут, все еще с поднятыми вверх руками. Я встаю, опираясь на приклад винтовки, словно на посох, но тут раздается грохот и мне изменяет удача.

Когда я прихожу в себя, то весь покрыт кровью. Винтовка переломилась надвое. Пытаюсь встать, но снова теряю сознание. Когда оно возвращается, у меня все плывет перед глазами, в ушах звенит, нос и рот полны крови. Сажусь и осматриваюсь. Мои двое фрицев лежат впереди меня. Снаряд угодил как раз между ними и вырыл в земле огромную воронку, он был никак не меньше сто пятьдесят пятого калибра. Начинаю себя ощупывать. Большая часть крови не моя, а фрицев. Чувствую что-то влажное в районе паха, но там не болит.

Пытаюсь встать и не могу. Голова кружится, и я падаю. И нога не работает. Ползу к моим фрицам, они оба мертвы. Не знаю, на сколько я выключился, но времени прошло достаточно много, чтобы они успели умереть, однако слишком мало, чтобы налетели мухи. Солнце взошло и жарит вовсю. День выдался ясный. Первый такой день за две недели. Пушек больше не слышно. Мир выглядит новым. В Ройте больше не слышна перестрелка. Так тихо, что я опасаюсь, не оглох ли. Пытаюсь сказать себе что-нибудь вслух, но что-то неладно с моей челюстью. Успеваю расслышать собственный стон, и на меня накатывает темнота. Это похоже на то, как отключаешься, когда засыпаешь, если очень устал. Теряя сознание, я знаю, что, по крайней мере, могу слышать, ведь я слышал свой стон.

Когда сознание снова ко мне возвращается, я начинаю ползти к лесу. Наверное, следовало бы остаться и подождать, когда кто-нибудь будет проходить мимо, но я не думаю, мне просто хочется убраться с дороги, с открытого места, подальше от моих фрицев. Я хочу в тень. Я придерживаю влажное место ладонью и чувствую, как под ней при каждом движении шевелятся кишки. У меня нет бандажа, так что приходится придерживать их рукой. Кровь почти перестает течь. В голове проясняется. Я начинаю прикидывать, как лучше спасти свою задницу.

Проползая вниз по склону, я вижу, как на нем все еще лежит, вытянувшись, Ричардс. Подползаю к нему — крови совсем не видно. Мне вдруг приходит в голову, что и он притворяется, чтобы война «прошла мимо», но тут же отбрасываю эту мысль. У него открыты глаза и рот. Он покойник. Видно, как из шеи сбоку торчит осколок. Он длинный и тонкий и вставлен, как перо в чернильницу. Кожа на шее вогнулась вокруг этого куска металла с неровными краями. Здоровой рукой я вытаскиваю осколок. Он выходит легко, за ним следует фонтанчик крови. Шея Ричардса поворачивается, теперь он смотрит в землю. Глаза остаются открытыми.