Наступило самое страшное и мучительное – осознание всего, что случилось, всей своей вины, о которой Вершинин ранее даже не подозревал, живя на полную катушку и наплевав на все и на всех. Вся серьезность его положения открылась перед Лешей – он захотел убежать от этого: пополз из коридора в зал, чтобы забиться там в угол и не высовываться, лишь бы не произошло еще что-нибудь ужасное.
Труп Ретинского в ванной остановил Леху. Паршивое было чувство: радость победы улетучилась, осталась одна лишь безысходность. Надеяться не на что, словно впереди и позади было пустынно и холодно, будто не было у него жизни, которой он гордился и хвастался… и не будет. Состояние как у мухи в сиропе: воздух вокруг вязкий, любое движение дается с трудом и результатов особо не приносит, и ты тонешь в собственном отчаянии, зацепиться не за что. Мыслишки только о медленной и неизбежной кончине. На душе муторно, в глазах и голове непролазная туманная гуща и крепко обхватившая тело боль, приходящая откуда-то извне, словно тебя пытает группа озабоченных невидимок. Напиться, что ли, до чертиков, чтобы забыть этот день? Да что-то не тянуло нашего героя на это: алкоголь только обожжет изуродованное лицо, а нутро не согреет. Алексей терял смысл жить после всего случившегося. А какие, собственно, перспективы? Он пал ниже плинтуса – туда, куда так боялся угодить.
Неужели Вершинин ничего больше не значил как человек? Он еле как поднял себя, оперся двумя руками об раковину и посмотрел на свою физиономию, непонятно что в ней разыскивая, видя в своем отражении абсолютную пустоту – ни деньги, ни силу и красоту, ни авторитет, а никчемную пустоту. Его природная красота и обаяние исчезали на глазах, внутренний стержень и самодовольные мысли уходили вместе с последними силами, терзая Вершинина – уходило то, что подпитывало его, чем он гордился. Заполнить пустоту было нечем.
Алексей тогда окончательно запутался, затерявшись в самом себе. Хватило одного дня, чтобы изменить человека, заставить его понять собственное внутреннее ничтожество на фоне внешней праздничной обложки. Этот день со всеми его событиями стал непреодолимой преградой для Вершинина, который не прошел проверку судьбой и медленно погибал от ее ударов. Как говорили Зотов с Тихомировым, есть только один выход из этого лабиринта – смерть. О возрождении, о втором шансе не было и речи: он не знал, что ожидало его впереди, сколько у него времени, не знал, что предпринять, к кому обратиться, как спастись от всего сотворенного, от холода и одиночества, от потери рассудка в этой круговерти, которую он сам все эти годы разгонял.