«20.00 – Главком (т.е. Брахич – И.Д., В.С.) возвратился из Компьена под сильным впечатлением. Французы, из которых самый симпатичный, пожалуй, военный руководитель, не подозревали, что им придётся вести переговоры в том самом месте, где проходили переговоры в 1918 году. Этот факт так подействовал на них, что они долго не могли прийти в себя» [23; 486].

Сохранилось и любопытное французское свидетельство о впечатлении, которое произвело на французскую делегацию место проведения переговоров о капитуляции. 21 июня глава делегации генерал Хюнтцигер отправил Вейгану в Бордо сообщение с изложением обстоятельств начала переговоров. Оно начиналось словами: «Я в вагоне». Прочитав это сообщение, Вейган вздохнул и прошептал: «Мой бедный друг!..» [84; 98].

Да, Хюнтцигер и его коллеги по делегации были первыми из французов, которым пришлось испить чашу национального унижения.

Вслед за прочтением преамбулы последовало оглашений самих условий перемирия. Кейтель объявил, что они не подлежат обсуждению и не могут быть изменены. После чего предложил французским представителям немедленно подписать их. Французам окончательно стало ясно, что речь идёт о безоговорочной капитуляции, а не о некоем более или менее почётном мире, на что рассчитывали Петэн и его капитулянтское правительство.

И всё-таки Хюнтцигер попытался несколько смягчить выдвинутые немцами условия. Однако почти все его предложения по этому поводу были твёрдо отклонены Кейтелем. И лишь одно предложение Хюнтцигера встретило понимание у главы немецкой делегации. «Опыт показывает, – заявил французский генерал, – что после ужасного кризиса, который переживает сейчас Франция, существует опасность скольжения страны в сторону коммунизма. Французское правительство намеревается во всех случаях воспрепятствовать этому» [37; 114]. Для подобного воспрепятствования нужны были некоторые вооружённые силы. Германское правительство, рассмотрев данный вопрос, решило его в пользу французов.