— Однако клянусь Вакхом, эта птичка не уступит по вкусовым качествам своим более крупным собратьям, — стал на защиту мадам де Суассон, а заодно и всех куропаток на свете Жан де Немур по прозвищу Короткая Шея. — Мне довелось однажды побывать в кабачке «Гордая курица», это в самом конце Прачечной улицы. Верите ли, мадам, и вы, сир, — обратился он к Бланке и Людовику, — я был столь восхищен этой чудной птицей, что даже заплатил за ужин мэтру Лимаре вдвое больше положенного. К этому прибавлю, что надо отдать должное искусству, с которым этот потомок Дипнофор[57] готовит свои блюда. Он обкладывает дичь луком, сыплет перец, соль и поливает бордоским вином. Потом, когда подаёт на стол, он украшает обжаренную птицу зеленью, брызгает на неё лимонным соком, сдабривает чесночным соусом, снова обсыпает всевозможными приправами и ставит рядом пару бутылок своего лучшего вина.
— Чёрт вас возьми, Немур! — вскричал Тибо, бросая вожделенный взгляд на уже готовые, ещё пузырящиеся жиром окорочка, и покрытые золотистой корочкой дымящиеся крылышки, которые повара снимали с ещё не остывших углей. — Своими рассказами вы способны нагнать зверский аппетит не только на окружающих, но даже на монаха в постный день. Клянусь колыбелью Иисуса, искушение окажется сильнее его, и он помчится в «Гордую курицу», испросив при этом, надо полагать, позволения у Всевышнего. Как полагаете, ваше преосвященство, отпустит ему Господь этот грех?
И Тибо с любопытством поглядел на легата. Кардинал, напичканный изречениями из Библии и «Деяний святых апостолов», не преминул отреагировать на это:
— «Когда видишь обильную снедь, богатство или мирское владычество, размысли о том, что в них есть тленного, — и избежишь приманки». Однако коли не устоит монах перед соблазном, Бог простит ему этот грех. Ибо «сколько бы грехов ни было у кого, и как бы велики ни были, у Бога милосердия ещё более, потому что, как Он Сам бесконечен, так бесконечна и милость Его». Что же касается искушения, то сие — суть страсть. Страсти же искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это — меч, умерщвляющий их.
Выступление кардинала произвело впечатление. Слушателям показалось, будто они только что прослушали воскресную проповедь в церкви Богоматери.
— Стало быть, граф, Господь простит своему слуге этот грех, — нарушил молчание Людовик, — тем более что, если припомнить Священное Писание, Христос вовсе не запрещал есть мясо во всякий будний день. Только у еретиков мясо под запретом.
— Тогда ещё Спасителю не угрожала Голгофа, — возразил на это легат, — а свой крест туда Он понёс, как известно, в пятницу.