На это мужчина улыбнулся:

– Много лет назад один старик учил меня никогда не высказывать своих сомнений, дабы завистники не использовали их против тебя. Я хочу, чтобы ты запомнил это правило и следовал ему.

– А кто этот старик, что учил тебя много лет назад? – немедленно полюбопытствовал юноша.

– Мастер по имени Ну-от-хаби.

– Нотхабий? – удивленно переспросил ученик. – Какое странное имя.

– Китайское… – отозвался Тотмий, невольно погрузившись в воспоминания.

Лицо старика без единой морщины встало перед глазами, потом на его месте возник суровый аскетичный Эхнатон с грубыми, жесткими чертами, так хорошо известными его придворному скульптору-иноземцу. Промелькнул Халосет, первый и самый лучший ученик Тутмеса, а за ним явилась Нефертити. Она была молода, и так прекрасна, что глаз не оторвать. Он видел тех, кого любил, к кому был равнодушен. Они мелькали, эти лица, сменяя друг друга. И последним среди них был образ Мааби, маленькой девочки с Нила, однажды явившейся ему, чтобы предупредить об опасности… Он вспомнил их первую встречу у бассейна и ее взгляд, когда она заговорила с ним, предрекая его скитания и вечные поиски прекрасного. Откуда в тот миг она могла знать, что, подобно проклятью, всю жизнь будет преследовать Тотмия образ Нефертити, идеальный, неземной, затмевающий собою любую человеческую красоту? Сейчас Мааби смотрела на него так, словно была с ним рядом и во время его путешествий из Египта в Китай, растянувшегося на три года, и когда жестокий и жадный китайский владыка обрушил свой гнев на головы Ну-от-хаби и его преданного ученика-скульптора. Она знала всю его жизнь, видела поспешное бегство ювелира и Тотмия в заснеженный Тибет и то, как они укрылись в тайных пещерах высокогорного монастыря, и даже их встречу с тем самым стариком, который однажды спас жизнь ей самой и удержал от преждевременной гибели египетского мальчика Халосета. Она слышала каждое слово, с которым обратился к Тотмию Хануахет, рассказывая о его предназначении, и радовалась решению ваятеля вернуться к делу, без которого он не мог существовать… Мааби с такой нежностью смотрела сейчас в глаза Тотмию, что сердце скульптора обожгла внезапная догадка: она всегда любила только его. Любила тем непонятным чувством, которым сам он страстно, преданно и безнадежно боготворил царицу Нефертити.

– Это правда? – спрашивал он теперь.

Она не отвечала, глядя прямо в его душу, точно прощаясь, и Тотмий понял, что ее давно уже нет на свете. Она смотрела ему в глаза, и в этот миг что-то творилось с ним, будто она на короткое время дарила Тотмию свой неведомый дар. Он начинал видеть людей, которых никогда не знал, с кем его не сводила судьба. Он наблюдал их жизнь, точно кто-то ему показывал ее со стороны. Он знал, что Мааби умерла, как и предвидела, во дворце Меннефера, куда юный владыка Египта Тутанхамон перевез весь двор, испугавшись натиска сплотившегося жречества. Он видел отчаянную борьбу за власть вдовы фараона, Анхесенамон, и ее поражение. Он не мог сдержать досаду, узнав о том, что Хоремхеб, долгие годы возглавлявший тайные касты, наконец, был провозглашен фараоном и разрушил до основания великий город Ахетатон, а вдову Тутанхамона, царицу, взял в свой гарем. Он видел смерть Эхнатона, Нефертити, наблюдал, как в пустыне погибал Халосет, как уничтожалась память о великом фараоне, и страна погружалась во мрак, и готов был кричать от отчаянья и бессилия. Но Мааби спокойно смотрела ему в глаза, согревая своей любовью…