Светлый фон

Она, как и планировалась, завершилась продолжительным чаепитием. Смуров, продолжающий наблюдение за Ракитиным, тоже вынужден был на нем присутствовать. На это чаепитие у Сайталова был припасен еще один и тоже двусмысленно-символический сюрприз. Для гостей был приготовлен огромный торт, который назывался «Корона российской империи» – и действительно был сделан в виде огромной короны-шапки, одновременно напоминающей и императорскую корону, и шапку Мономаха. Она со всеми ее бриллиантами-крендельками была разрезана на кусочки и роздана всем присутствующим, и вновь не без какого-то подспудного смысла. Сам Сайталов ничего не комментировал – это был его твердый принцип – зато уж гостям была вволю предоставлена такая возможность. Ажитация называлась «судебно-костюмированной», костюмированной – понятно, но почему «судебной»? В чем был суд, и кто и кого судили? Россию или императора? Главная дискуссия, разумеется, разгорелась вокруг «танца Соломеи». Всем очень понравилось, как выход «русско-римских матрон» урезонил «непристойную девочку-Россию», но что за загадочная эмблема с головой на блюде на обратной стороне портрета императора?.. Ух, подискутировали! Кто заказал танец? Кто оказался в роли Ирода? То есть подспудно – это и был главный и невидимый герой. Ибо из-за него «голова» (кстати, никто, видимо по соображениям высшей целомудренности – а может, конспирации? – не добавлял «голова императора») и оказалась на блюде. Далее, кто оказался в роли коварной Иродиады, через свою блудную дочь Соломею-Россию добившейся казни императора? Да и вообще – какой полет! Государь-император в роли Иоанна Крестителя!.. Тот готовил евреев к принятию Мессии, и был казнен, и наш государь, пытающийся Россию привести к реформам, – символизм удивительный. И даже спорили, а что было бы – если бы он сам все видел…, то есть показать государю-императору эту ажитацию – как бы он отреагировал? Да-да – показать все, вплоть до головы. Горячие головы даже вполне серьезно приступали к Сайталову с этим предложением. Предлагали составить депутацию и даже подготовить пригласительный «адрес». А что – это бы и была настоящая наша, местная, так сказать доморощенная, скотопригоньевская «фронда». Как говорится – знай наших, недаром же приезжаешь к, пусть и провинциальным, но самым настоящим либералам. Вот и узнаешь, чем живут твои подданные в нашей глубинке. Посмотри, поразись, задумайся. Каковы мы – а!.. Как все умеем представить и как чувствуем! И как артистично и аллегорично можем показать – не чета даже и столицам. Кто там решится вот так изобразить «правду-матку»? Да – вот так резать ее прямо на глазах самого императору!?.. И вновь и вновь подступали к Сайталову, но Сайталов молчал и улыбался. Зато много говорил Смеркин. О, он вообще немедленно стал нашей звездой! И звездой первой величины. Какой полет аллегорической мысли! Какое мастерство! Дух захватывает. И не счесть было здравиц в его честь. (Именно – здравиц, а не тостов, алкоголя на чаепитии сознательно не было.) И сколько ему посыпалось заказов на портреты! И не только на портреты, но даже и на новые «аллегорические» сюжеты. Предлагалось изобразить Россию в виде дойной коровы, которую пытаются доить… Тут правда, мнения расходились, кто ее пытается доить – и западные державы и внутренние «диктаторы» – социалисты и царские сатрапы. Было вообще экзотическое предложение (но оно понравилось Смеркину) – изобразить наше местное общество в виде паровоза. Кто-то в виде колеса, кого-то в виде трубы, а кто-то и в виде даже угля, забрасываемого в топку или даже пара и дыма, испускаемых трубами. Все ведь еще были под впечатлением совсем недавно открытой фрески в монастыре – и теперь новый полет фантазии. Предлагали даже… Впрочем, довольно. Всех речей не перескажешь, а нам пора вернуться к нашему главному герою. Мы и так его слишком надолго оставили без внимания.