После покушения само «дело Карташовой» не потребовало каких-то продолжительных расследований, и как ни пытался затянуть его Курсулов, уже через полтора месяца вышло на суд. Причем, гласный с участием присяжных заседателей. На суде Ольга просто и бесхитростно, но с «огнем в глазах» и «слезами в голосе» (это из Ракитинских комментариев) рассказала о том, что с нее произошло – том чудовищном насилии, которое над ней было совершено Курсуловым на глазах ее матери. Это произвело одновременно потрясающее и «болезненное» впечатление на публику. Разумеется, Курсулов в роли потерпевшего все отрицал, говорил, что это все «клевета», что это обычное «террористическое покушение» на него «революционеров-бомбистов», какие, дескать, ему уже приходилось претерплевать и раньше. Во время слушания свидетелей большое впечатление произвело выступление неожиданно появившегося на суде отца Паисия. Тот прямо пересказал событие почти десятилетней давности, когда мать Карташовой прямо в монастыре искала управу на Курсулова, но «не была услышана в своем крике отчаяния» (его собственные слова). Особенно впечатлило, что он в конце своей речи стал на колени и попросил прощения у Карташовой, а потом еще добавил, что на скамье подсудимых должна находиться не она, а Курсулов. Но жандармский генерал и этот выпад парировал тем, что мать Ольги уже тогда «была сумасшедшей», что и было подтверждено соответствующими справками, доказывающими, что она окончила жизнь в соответствующем учреждении.

Но больше всего поразило публику выступление Ивана. Он был представлен свидетелем со стороны защиты, имеющий сказать нечто и о подсудимой, и о потерпевшем. Иван сначала остановился «моральных качествах» подсудимой, чему, по его словам, он сам был свидетелем. При этом он очень красочно описал сцену в трактире «Три тысячи» с участием Карташовой, когда ее просто торговали купцы между собой, а та «хохотала до упаду», ожидая, кто из них назначит большую цену. Далее шел довольно длинный пассаж о проституции как основном занятии Карташовой, о том, как разложил ее этот промысел, после чего ей уже ничего не стоило устроить покушение по «чьему-то заказу». Далее он остановился на высоких деловых качествах Терентий Карловича Курсулова, а когда судья попросил его сказать что-нибудь по существу дела, неожиданно разразился следующим пассажем (Этот отрывок был потом перепечатан многими не только губернскими, но и столичными газетами.):

«Россия колеблется над бездной, с одной стороны ее атакуют ниспровергатели и бомбисты, а с другой стороны она имеет таких немногих защитников как Терентий Карлович. Причем революционеры всех мастей не имеют за душой никакой совести, никакого даже намека на нее, ибо не брезгуют нанимать на свои убийства и покушения даже совсем опустившихся на дно социальной лестницы женщин. То, что делают эти так называемые революционеры – это настоящее насилие над Россией. Да, прямое и не имеющее никаких оправданий. Они действительно насилуют Россию своим террором и бессмысленными покушениями, получая сатанинское удовольствие от удовлетворения своей гордости и тщеславия. Это действительно сатанинское и садистское удовольствие, причем совершенно безмерное, неизбежно затягивающее в свою воронку, парализующее волю и требующее постоянного и непременного возобновления снова и снова. Я действительно настаиваю на этом, что все декларируемые так называемыми революционерами политические цели – не более как бутафория, прикрывающее жажду сатанинского наслаждения от своего садизма. А такие люди как Карташова – это просто их пешки, это как бы их грязные окровавленные перчатки, которые они надевают, чтобы на заляпаться кровью самим. Перчатки, которые они потом бросят в помойку, даже не потрудившись их каким-то образом отмыть. Но именно такие люди и должны нести ответственность за свое тупоумие, за свое равнодушие, за свою жадность, за свое потворство насилию, исполнителями которого они становятся, и чьими телами революционеры выстилают кровавые дороги и тротуары России…»