– Уф, Алешка, хорошо у тебя, тепло. А на дворе, знаешь, мороз какой!.. Ой-ой!..
Иван снова прошел к окну и, поставив лампу на стол, сел на стул – тот самый табурет с невысокой грубо выделанной спинкой.
– Странно, я к тебе хожу греться… Не смешно ли?.. Что молчишь? Давай продолжим разговоры и споры о мытарствах желторотых русских мальчиков?.. Таким и я когда-то был еще в студенчестве, едва не умирая от голода, бегал по редакциям, нося им услышанные, а большей частью выдуманные новости с подписью «Очевидец». А со мною спорили, требовали доказать, и не брали… Хе-хе… Мальчики, правда, уже не желторотые, а и желтогубые и желтоглазые… Хочешь новостей о Мите? Он с Лягавым сейчас в большой дружбе. Лягавого-то, Горсткина по-другому, помнишь? Его замучили сны – купец, которого он укокошил и закопал в лесу, ему по ночам является, таскает его за ноги, сапоги снимает. Так он упросил Митю нашего с ним ночевать. Когда Митя рядом – тот не является. А у Дмитрия, как помнишь, своя сонная фантасмагория: «Die Gleichmabigkeit des Laufes der Zeit in allen Kopfen beweist mehr, als irgend etwas, dab wir Alle in denselben Traum versrnkt sind, ja dab es Ein Wesen ist, welches ihn traumt».19 Это Шопенгауэр. Видишь, и он о сне… А Митя ведь и отказать Лягавому не может, воли-то во сне нет. Ко мне приходил советоваться. Хочет попасть в сон к Лягавому и поговорить с купцом этим убитым. Мол, если он там останется, во сне этом у Лягавого, чтобы я не бросал Грушу с девочкой этой, Лукьяшей. Но пока не получается у них. Видишь как?..
– А ты что?.. – наконец, прервал молчание Алеша.
– А что я, Алешка… Что я ему скажу и присоветую, руками развел только…
Иван немного помолчал и заговорил вновь:
– Ты знаешь, меня ведь тоже один сон мучает. Уже много раз снился – каждый раз по-новому, но суть одна. Понимаешь – что я живу во времена Христа. Вижу все со стороны. Каждый раз по-другому. То – вот Он чудо совершает какое… Исцеляет слепорожденного… Видел даже, как он мертвую девочку эту воскресил. Дочку Иаира… Прокаженный очистился – я тоже видел. Как пятью хлебами и двумя рыбками пять тысяч накормил… Какое пять тысяч!.. Ты бы видел, сколько их было!.. С женщинами и детьми!.. А то слушаю, как Он говорит… Да – никогда так человек не говорил, правда ведь, что в Евангелии написано…
– Иван, так ты все-таки уверовал?
Лицо Ивана исказила какая-то странная судорога. Словно Алеша напомнил ему о каком-то давнем и стыдном поступке, о котором Иван очень хотел бы забыть.
– Алешка, Алексей, братец ты мой… Коснулся ты моего больного места. В том-то и дело, в том-то и дело. Я все время сомневаюсь. Все время… Хоть своими глазами все вижу… Я бываю иногда как бы один из тогдашних иудеев, даже беседуем после вместе. И тоже сомневаемся, как в Евангелии. Не бес ли в Нем? Не дьявол ли Ему помогает?.. А то я иногда как бы невидим – как дух какой наблюдаю со стороны. Как когда он девочку воскрешал. Он же взял только Петра, Иакова и Иоанна… А я тоже тут, где-то сбоку стою ли, парю ли – но все вижу… И тоже сомнение – а может, она просто была в обмороке, а теперь очнулась… И то же с Лазарем… А недавно книжником был, тем, который спрашивал о ближнем, кто мой ближний – мы с тобой об этом прошлый раз… И как-то с каждым разом все беспокойнее. Чувствую, что приближаемся к кульминации. К распятию то есть… Уж как бы мне не стать одним из них… Из этих распинателей, кто тогда кричал: «распни Его!» Вот странно, Алешка. Фома увидел и уверовал, а я и видел – и видел же гораздо больше Фомы – но так и не уверовал…