– Что?.. Что ты врешь опять?..

Иван Федорович проговорил последний вопрос, вложив в него уже свои последние силы. Он чувствовал, что скоро потеряет сознание, но боролся до конца и из последних сил пытался удержать его рвущуюся нитку.

– Вру?!.. Нет, дорогой мой, совсем не вру. Ты сам послушай. Ох, люблю я это место… Между прочим, слова самого Христа… «Кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником»… Вот уж доподлиннее доподлинного-с. Евангелие от Луки. Тут, заметь, все ближние перечислены – отец, матерь, братья, жена… Все самые ближние. Но ведь это как раз то, что ты и сделал. Ты приехал в Скотопригоньевск и сумел возненавидеть всех своих ближних… К сожалению, заметь… К моему большому сожалению, ибо непроизвольно стал переходить из категории «теплых» в категорию хладно-горячих экстремистов. Но, что делать, факт остается фактом – ты выполнил слова Христа. Ты возненавидел сначала Митю, брата своего, потом отца, потом Смердякова, потом Алешу… Всех ближних. Причем, так сказать, и словом и делом. Один из них оказался убит, другой повесился, третий отправился на каторгу, четвертый стал революционером… И все – по заповеди Христа. Сумел возненавидеть всех. Кстати. И жену свою тоже… Катерина Ивановна явно подпитываться твоею ненавистью стала. Мало того, ты даже жизнь свою попытался возненавидеть. Это уже была последняя точка. Вершина ненависти – и уже полный и окончательный переход в христианство. Но тут уже я вмешался, просто помог не довести до конца твое смертострастие… Но по факту – ты выполнил полностью всю христианскую программу по ненависти к ближним своим. И ты еще говоришь – не христианин. Самый полный и точный!..

Иван как бы чем пораженный, снова приподнял голову. В глубине его провалившихся внутрь глазниц глаз блестели слезы:

– А ты все-таки не глуп… Явно не глуп… Я считал тебя глупым, но я ошибался…

Что-то новое словно бы проступило в самом выражении лица и даже облике «Алеши». Лицо даже как бы слегка вытянулось и приобрело такое знакомое и такое ненавистное когда-то для Ивана выражение.

– Это вы от гордости своей думали-с, что я глуп…

Иван какое-то время, словно еще не веря своей догадке, смотрел на «Алешу», все сильнее расширяя глаза. И вдруг завопил последним уже криком, вытянув вперед руку:

– Ты!.. Ты – Смердяков!..

Но вслед за этим криком силы окончательно оставили его. Но все-таки уже заваливаясь со стула вперед, он успел заметить еще одно преображение «Алеши». Арестантский халат его снова приобрел грубо-затрапезные формы, лицо осунулось и пересеклось болезненными морщинами, а на голове вновь появился колпак из бинтов. И уже гаснущее сознание успело выхватить последней вспышкой рывок этого Алеши от стены к нему с каким-то криком, который он уже, к сожалению, не услышал.