Возмущённый Макрон следовал за ним по пятам.
— Сто лет легионы жили войнами, для этого они там и есть. Помни: чтобы сохранить власть, она должна внушать страх, — не сдержавшись, проговорил он. — А по этому пути за тобой никто не пойдёт!
«Неправда, — подумал император. — Люди часто стонут от маленьких усилий, но ради новой мечты, особенно если она кажется недостижимой, они способны дойти до края земли».
Макрон увидел, что император не слушает, и в отчаянии пригрозил:
— Если так продолжать, нас растерзают. Знаешь, что сказал сенатор Азиатик, выходя из курии?
Император повернулся и, взглянув на него, подумал, что невежественный Серторий Макрон поистине слишком много мнит о себе, раз говорит так бесконтрольно. И ничего не ответил. Мысли его проявились только во взгляде серо-зелёных глаз меж широко распахнувшимися веками. А сенатор Азиатик, после того как его коллеги официально подавляющим большинством, хотя и с тайным ропотом, одобрили императорские планы, сказал: «Так не может продолжаться. Мы разделываем империю на части, как ягнёнка для жаренья на углях».
Среди встревоженных оптиматов действительно возрастала глухая оппозиция.
— Марк Антоний тоже по кусочкам раздавал имперские провинции, — насмешливо говорил Азиатик. — Но он, по крайней мере, получил за это в постель куртизанку царской крови. На его месте, возможно, и я бы не устоял.
Свита его сторонников шла следом, посмеиваясь, и он спросил их:
— А вы можете мне сказать, что получит в обмен за это юноша? Сам он говорит, что мир. А можете мне сказать, что такое мир? Вы когда-нибудь видели мир?
И с иронией добавил:
— Мы даже выстроили ему храм. Храм неизвестно чему.
ОЗЕРО НЕМОРЕНСИС
Одним дождливым утром в ту зиму на память императору пришёл его отец Германик, который когда-то перед высохшим священным Саисским озером в Египте вспомнил таинственное озеро к югу от Рима. «Горы там заросли лесом и образуют круг, замкнутый со всех сторон, а в центре открывается провал. Там, внизу, и есть это озеро. И никто не знает, откуда туда приходит вода и куда она вытекает. Мы туда съездим», — пообещал он. Говоря это, Германик ещё не знал, что через несколько недель враги убьют его ядом, от которого нет противоядия.
«Хочу увидеть это озеро» — подумал молодой император: возможно, в том месте, куда хотел вернуться злодейски убитый отец, можно поставить памятник. Эта мысль запала ему в голову, но ещё не созрела. Он стал размышлять, идея крепла и превратилась в проект. Здесь понадобится Имхотеп, египетский архитектор, носящий имя древнего строителя пирамид и спроектировавший римский храм Исиды. Понадобится Манлий, строитель из Велитр, хорошо знающий те места. Пригодится Евфимий, инженер-кораблестроитель, руководивший верфями в Мизенах, и Трифиодор, этот капризный александрийский проектировщик интерьеров, как никто другой владеющий секретами тканей, дерева, мозаик, росписи, бронзы и золота, смоделировавший сокровенный алтарь Исиды, а также поэт Клавдий, умеющий переводить на латынь высеченные в храмах древние молитвы. А ещё нужна музыка, статуи... Его мысли бежали, ничем не сдерживаемые, в свободной фантазии, подкрепляемой властью.