НОЧИ ПОСЛЕДНЕЙ ЗИМЫ
Стояла зима. С тёмного неба на крыши неспокойного города быстро опускалась темнота. А императору казалось, что все глаза в Риме уставились на окна и лоджии его поначалу крепко полюбившегося, а теперь невыносимого дворца, подсматривая за светом, гадая, что там происходит. Из всех окружающих холмов Палатин выделялся ориентиром, а для многих он стал зримым объектом ненависти.
— Ночью слишком долго царит темнота, — прошептал Геликон.
Он тосковал по небу Египта, считал месяцы, отделявшие Рим от ясных, благоуханных весенних ночей.
Но император, несмотря на травяные настои и таинственные хмельные напитки своих врачей, вечер за вечером всё больше мучился от стойкой неспособности уснуть. С наступлением темноты начинался страшный внутренний диалог; как звери, скопившиеся в загоне, толпились все погибшие за последние месяцы, неуловимые враги, тревога о будущем. Как наваждение, рядом, в нескольких шагах, был проклятый дом Новерки. Оскорбительно уже само то, что он так и не разрушил его.
Личные покои императора всё больше превращались в остров одиночества. За дверью постоянно дежурили германцы и преторианцы Хереи. Император приходил и, прежде чем попытаться заснуть, накрепко запирал дверь. Он ждал восхода ленивого зимнего солнца, в одиночестве лёжа на кровати. Но иногда среди ночи вставал и вдруг направлялся, будя стражу и рабов, в комнаты Милонии, которая не смела нарушать его одиночества и вошла в императорские покои единственный раз — в ту страшную ночь после Ватиканских садов.
Император заходил в её комнату, где дверь была всегда приоткрыта и в углу коптила тусклая лампа, падал на её постель и обнимал её, как когда-то обнимал мать. И чувствовал, что щёки её мокры от слёз. Он ласкал её, прижимался к ней всем телом и шептал:
— Дай мне моего маленького императора.
И она отдавалась ему с податливой девственной невинностью.
В другие ночи этой зимы он накидывал плащ и выходил в темноту лоджии. Император знал, что Геликон спит, забившись в какой-нибудь угол за дверью, и находил его там — так рядом с хозяином проводит ночь верная собака. Он смотрел на египтянина, стараясь не нарушить его тяжёлый сон, потом возвращался и бросался на своё безнадёжно пустое ложе.
Но вечером следующего дня, как только молчаливые слуги начинали мельтешить в его чудесных залах, зажигая канделябры, лампы, светильники, он тревожно гадал, что будет делать в тёмные часы. И с безнадёжной неясной улыбкой спрашивал:
— Какие у вас идеи на эту ночь?