Все монастыри и селения чудных по собранным богатствам густонаселенных плодородных островов Плати, Иатра, Теревинера были уничтожены. От них остались одни груды развалин. Какая–то непонятная жажда разрушения и убийств овладела подступившими к Византии воинами. Их струги уже были обременены богатой добычей, но это была только ничтожная часть того, что погибло в огне разрушения. Но нападавшие не удовлетворялись ничем, они шли на Константинополь, они его — эту столицу возрожденного древнего мира, как некогда вандалы Рим, жаждали превратить в груды развалин…

На Теревинере, одном из богатейших прибрежных островов Черного моря, жил в изгнании предшественник Фотия, патриарх Игнатий. Когда Вардас возвел на патриарший престол своего племянника, бывший патриарх был заточен в монастырь. При нападении варягов Игнатий только чудом спас свою жизнь при всеобщем разгроме.

Казалось, сама природа покровительствовала надвигавшимся на Византию страшным врагам. Плавание по Черному морю было очень удачным для их флотилии. Несмотря на то, что была осень и приближался период бурь, флотилия россов не потеряла ни одного струга. Двести слишком этих легких судов вышли из Киева, столько же их подходило и к Константинополю.

А там от ужаса теряли голову.

Ни войск, ни флота не было и в помине, порфирогенет, оставив Константинополь, как это было известно народу, по–прежнему проводил время в пирах да удовольствиях, забывая даже, что его престолу грозит смертельная опасность вместе с его столицей…

— Что же будет? — кричали на форуме. — Неужели нас так и отдадут в жертву этим проклятым варварам?…

— Разве для них веками собирались здесь несметные богатства?

— Для того, что ли у нас есть император, чтобы он пьянствовал со своими куртизанками, когда отечеству грозит опасность?…

Возмущение росло и росло. Озлобление охватывало всех. Только имя одного Василия Македонянина вспоминалось без злобы. Он один являлся угодным толпе. Да и в самом деле Василий в эти тяжелые дни жил вместе с народом. Его видели и на форуме, где он своими убедительными речами подымал упавший дух константинопольцев, его видели в храмах молящимся за спасение города, видели с патриархом — словом, народ, особенно такой впечатлительный как южане, все более и более привыкал к мысли, что с таким правителем, как этот Македонянин, никакие грозы не были страшны для города царя Константина.

Василий и в самом деле распоряжался и как гражданский правитель, и как военачальник. Больной Вардас чувствовал, что этот человек приобретает все большее и большее влияние, но не смущался этим, а был даже рад возвышению Василия.