Светлый фон

Старый богатырь, действительно, развел в обе стороны свои неуклюжие, толстые, что бревна, руки, показывая этим жестом, что все совершающееся он может обнять целиком.

Зыбата слушал такие речи и невольно смущался.

Он, нельзя сказать, чтобы любил Ярополка, а если и оставался ему верен, то только в силу принятого на себя обязательства. Не будь его, он при Ярополке не оставался бы ни дня. Его давно уже томила бездеятельность старшего сына Святослава.

В сущности, Ярополк был не плохой князь, и при нем мирным путем достигнуто было, пожалуй, даже более того, чего достиг Святослав силой оружия. Венгры и ляхи не беспокоили Русь. Торговля быстро развивалась. Караваны гостей с далекого Севера через Нево, Волхов, а потом волоками и реками через Днепр то и дело подходили к Киеву, который рос за счет торговли буквально не по дням, а по часам. Расширение торговли и безопасность ее ведения делали славян богатыми, бедняков в киевском княжестве становилось все меньше и меньше.

Но, тем не менее, недовольство Ярополком в народе все возрастало. Вдумываясь в причины этого, Зыбата находил, что они лежали в самой личности Ярополка. Народу, помимо сокрытой деятельности, нужна была и показная, наружная, так сказать; народ хотел видеть в князе выразителя своего собственного величия, своего могущества; дряблость народу была противна. Сознание того, что князь живет не своим умом, а лишь советами приближенных своих, унижало народ и восстанавливало его против злополучного правителя. Все добрые начинания Ярополка, как бы они ни были благодетельны для народа, обращались ему же самому во зло. Народ видел в них не блага, а обиду для себя.

Между тем, по всей славянщине только и речи было, что о новгородском Владимире. Князь–красавец, князь–удалец, князь–герой, который сам выходил на бой с богатырями и побеждал их, князь шумно–веселый на раздольных пирах и отчаянно храбрый в битвах, князь, ни во что не ставивший никакие богатства и беззаботно расшвыривавший в народ все, что составляло его достояние, такой князь становился в глазах славян каким–то идеалом верховного правителя, и их сердца и помыслы клонились к Владимиру. Ярополк же с каждым днем падал все ниже и ниже в мнении даже преданных ему людей.

Теперь же речи старика Добрыни наводили Зыбату еще и на новые помыслы. В намеках Владимирова пестуна молодой воин ясно видел подтверждение того, что и ранее подмечал он сам. Теперь Зыбата ни на миг не сомневался, что Ярополка окружает измена, и ему только не хотелось думать о том, что и воевода Блуд, выпестовавший Ярополка, так же предает его в руки врага, как и хитрый арконский жрец–предатель Нонне.