— Что? — растерялся Егор.

— Книгу, «Спартака». Помнишь, я говорил, что Веник его перечитать хочет, а ты сказал, что у тебя есть…

— Ой, Ванька… Какая же я скотина. Вылетело из головы.

— Ну, ничего. Мама ему послезавтра передачу понесет. Не забудь.

— Не забуду. Я ему письмо напишу… А в палату все еще не пускают?

— Ага. Карантин… А Венику уже ходить разрешили… А ты можешь сегодня к нам прийти? Книгу бы принес и так… Мама спрашивала, чего не заходишь…

«Мама спрашивала»… Они жалеют его или правда не понимают его вины?

И вина эта снова подступила к сердцу. Как холод, когда по пологому дну входишь в непрогретую воду…

Конечно, это было уже не то, что в первые дни. Потому что Венька жив! Но холод еще не раз будет вот так подыматься в груди, никуда не денешься. Теперь Егор это понимал.

— Алло!.. Гай, это ты?

— Я, Егорушка, я…

— А ты чего… кислый такой?

— Да так. Заботы всякие…

— Ася? — прямо спросил Егор.

— Да нет, там все в порядке, — отозвался Михаил, но как-то вяло.

Егору хотелось ясности. И он знал, что излишняя деликатность иногда не на пользу делу. К тому же ощущение собственной вины толкало его мысли в одном направлении.

— Она тянет резину, потому что чувствует себя виноватой. Вот.

— Чего-чего? — сказал Михаил мягко, но зловеще.

— А я не боюсь, не стукнешь… Она думает, что виновата, потому что тогда, первый раз, вышла не за тебя. И теперь мается…