— Взгляни, Люций, на пол: скажешь, не подметен? И, наверно, захочешь наказать нерадивого раба? А ведь кости, куски хлеба и мяса, разбросанные по полу, это искусное подражание Созу, работавшему на Атталидов.

Сулла смотрел тяжелым, немигающим взглядом на столбы из паросского мрамора, на стены, украшенные синеватым лесбийским мрамором, на пол, выложенный плитами ярко-зеленого лакедемонского мрамора и мелкими камешками, похожими на игральные кости. Пестрая мозаика напоминала ковер.

— В Пренесте, в храме Фортуны, я первый приказал сделать настил из цемента, цветных камешков и мрамора, — сказал диктатор, — и теперь мозаика вторглась во все богатые дома Рима.

Он сделал несколько шагов и остановился.

— Главное сделано: всадники низвергнуты с вершины их могущества и подчинены судебному наблюдению сенаторских родов; государственные откупы отменены, повинности провинции Азии превращены в постоянные налоги, ассигнации ветеранам укрепили власть, я запретил закладывать участки и отдавать в приданое, а земли освободил от оброка.

Звенящий звук возник у входа, расширился и медленно затих.

Собирались гости. Сначала пришел Метелл Пий, коллега диктатора по консулату, затем Марк Красс, Помпей, Катилина, а за ними стали появляться сразу по нескольку человек друзья и любимые Суллой вольноотпущенники. Потом пришли всадники, матроны с красными волосами, дочери их в жемчужных ожерельях и десятки людей, которых император совсем не знал и даже не спрашивал, кто они такие. Все они низко кланялись, проходя мимо диктатора, и Сулла с любопытством искал в глазах их вызова, однако не находил ничего, кроме льстивого восторга.

Хризогон шепотом называл наиболее выдающихся мужей, и диктатор рылся в воспоминаниях, обдумывая, нет ли вины за ними, но не находил.

Он смотрел на белые тоги мужей, длинные столы матрон, похожие на дорический хитон гречанок, на красные, пурпурные и фиолетовые одежды девушек, и глаза его скользили по лицам: женщины и девушки были нарумянены; у всех на висках как бы просвечивали искусно нарисованные голубые жилки, но красота римлянок не привлекала, а запах лука и чеснока, исходивший от них, несмотря на резкий аромат духов, вызывал отвращение.

Хризогон нагнулся к нему:

— Господин, соглядатаи обнаружили в Албанских горах всадника Аниция, которого ты велел разыскать, и дочь его Лоллию. Они схвачены и доставлены в мой дом.

Равнодушное лицо Суллы оживилось, голубые глаза сверкнули стальным блеском.

— Аниций здесь? Как я рад! — вымолвил он, зловеще улыбнувшись. — Хризогон, почему же ты не пригласил дорогих гостей?